Уезжаешь – как раз перед тем, как с моста лихо грохнется наша желанная жертва, но почувствуем оба, как праздник настал непомерно логично, светло и кошерно. Ведь не может быть вечно двенадцатым год, соловей безголосым, Гагарин нелётным… Самый хитрый из бесов лохань всколыхнёт – восстановим гармонию. Дружно. По нотам. Я, конечно, не знаю, что делать, коль вдруг он мне сам попадётся за час до обвала – и сначала по холке, потом по бедру садану вероломного недоамбала. Остаюсь слепышом, чей благой поводырь растворяется где-то за тридевять красок, коим летом порой не хватает воды, отчего выцветает общественный транспорт. Ясен факел в одном: он боится тебя. Неспроста ведь просил, чтобы без адвокатов… Словно сера, ущербные пятки бомбя, по частям его тело торопит с закатом. Он дрожит от предчувствия, что передок нашей будущей кровной электромашинки обернёт его в ветер, прилив либо ток – и потом лишь колёса пробитые пшикнут. Он не знаки сканирует, крендель крутя. Там нейроны зациклены на мнемограмме: не проникла ли стайка игривых котяр в целлофановый шланг меж двумя тормозами? Надо было тогда проверять кислотой, каковы на мышьяк его нимб и корона, когда он обрисовывал мнимый престол перекрученным бредом из Книги Мормона. |