Уезжаешь – как раз перед тем, как с моста  лихо грохнется наша желанная жертва,  но почувствуем оба, как праздник настал  непомерно логично, светло и кошерно.    Ведь не может быть вечно двенадцатым год,  соловей безголосым, Гагарин нелётным…  Самый хитрый из бесов лохань всколыхнёт –  восстановим гармонию. Дружно. По нотам.    Я, конечно, не знаю, что делать, коль вдруг  он мне сам попадётся за час до обвала –  и сначала по холке, потом по бедру  садану вероломного недоамбала.    Остаюсь слепышом, чей благой поводырь  растворяется где-то за тридевять красок,  коим летом порой не хватает воды,  отчего выцветает общественный транспорт.    Ясен факел в одном: он боится тебя.  Неспроста ведь просил, чтобы без адвокатов…  Словно сера, ущербные пятки бомбя,  по частям его тело торопит с закатом.    Он дрожит от предчувствия, что передок  нашей будущей кровной электромашинки  обернёт его в ветер, прилив либо ток –  и потом лишь колёса пробитые пшикнут.    Он не знаки сканирует, крендель крутя.  Там нейроны зациклены на мнемограмме:  не проникла ли стайка игривых котяр  в целлофановый шланг меж двумя тормозами?    Надо было тогда проверять кислотой,  каковы на мышьяк его нимб и корона,  когда он обрисовывал мнимый престол  перекрученным бредом из Книги Мормона.  |