КАЖУЩАЯСЯ СИЮМИНУТНОСТЬ

Александр Кабанов. Крысолов: Стихотворения. – СПб.: Геликон Плюс, 2005, 132 с.

Александр Кабанов (родился в 1968 году) – довольно известный киевский поэт, лауреат международной премии имени Великого князя Юрия Долгорукого, интернет-премии Союза писателей России, свежий лауреат премии журнала «Новый мир» за 2005 год. Занимается журналистикой, издательской деятельностью, автор четырех книг стихотворений – «Временная прописка» (1989), «Время летающих рыб» (1994), «Ласточка» (2002), «Айловьюга» (2003, – и многочисленных публикаций в периодике: в журнале поэзии «Арион», в «Смене», альманахах «Крещатик», «Соты», «Сетевая поэзия», «Родомысл», «Византийский ангел» и других.

Предыдущая книжка Кабанова «Айловьюга» вышла два с лишним года назад (см. рецензию Сергея Арутюнова «Наутилус Играющий» в «НГ-EL» от 23.10.2003), стихи из нее вошли и в сборник «Крысолов». А новые в нем – стихи 2003–2005 годов, из московского, петербургского и крымского циклов, объединенные в подборку «Из книги «Автограф стрекозы».

Герой Кабанова существует в потоке времени, ему важны смена дней и времен года, погода и настроение, но иногда, подобно Мюнхгаузену, он как бы выхватывает сам себя за шиворот из реальности и бросает взгляд на то, что от времени остается – мусор, шелуха, обрывки слов и образов:

Приходишь к берегу с разговором,
прости мя, Господи,
что не к храму.
Сигналишь пачкою «Беломора»,
от душегубов – ждешь
телеграмму.
...волной оставленный берег
Леты:
презервативы и стеклотара,
и чьи-то порванные билеты
на самолет до Мадагаскара.

Фиксация словом чувства происходит у Кабанова с той тонкостью, когда языковая игра не мешает восприятию мысли, а речевая эквилибристика и летящая живость самого стихоговорения уносят читателя в поэтические эмпиреи из самых, казалось бы, для того неподходящих мест:

Пахнет рыбой интернет-кафе,
сохнут сети по второй строфе,
В третьей – начинается регата:
ухты, ахты, яхты, морячье!
Море – шепелявое, ничье,
как дитя под листьями
шпината...

В предисловии поэт Вадим Месяц пишет о «трогательной безжалостности» и «высокопробной патриархальной наивности» стихов Кабанова, а Бахыт Кенжеев (в послесловии) обращает читательское внимание на зазор между чаемым м насущным, в котором и существует поэт Кабанов: «Сосредоточься на временном – и выйдет самовлюбленный щенячий визг. Обратись исключительно к вечному – и получится анемичное символистское бормотание. Связать первое со вторым – одна из самых сложных и восхитительных задач для поэта. Надо сказать, что Кабанов решает ее блестяще». Присоединяясь к Бахыту, выделим важное. Сиюминутность, «временность» стихов Кабанова – кажущаяся. А именно – та, посредством которой сегодняшняя поэзия пытается нащупать подступы к вечности: «Кому оставила зима / коробку над камином? / А в ней – египетская тьма, / беременная тмином. / Кинжал, халва и конфетти, / засушенная роза, / и мальчик, сбившийся с пути, / и водочка с мороза. / Моя бессмертная фигня, / вся музыка и слезы – из стихотворного огня, / (презерватив – из прозы). / Промолвишь «shit», возникнет – щит, / картонный ворон вскрячет, / и кетчуп закровоточит, / и прапорщик – заплачет. / Не пей козлиное аи / на трассе Киев–Лютеж! / Опять все девушки – мои, / а ты – меня не любишь».

Александр Вознесенский