Кожа – молоко. А рожа постная.
Вдрызг несексапильные усы.
И оно придёт сюда господствовать,
теребя Фемидины весы.

Раньше кореша, теперь сантехники
душу мне пытаются спасти.
Человек я разве? Я – растеньице,
встретившееся на полпути.

Никакая блядь не любит личностей.
Любят однородное суфле
из послушниц, наскоро телившихся
ради новой ебли в феврале.

Слушаешь, играя в дипломатию –
собеседник вроде и не глуп,
чтобы старым методом ломать меня:
я-то цел, а сломан будет плуг.

Всех – на литургию! На загробную.
Вечную. Без ванны, сна и игр.
Это ж не за руль; тут все здоровые,
как двумерный атлас ни крои.

Не пошёл бы ты доить медведицу,
сердобольный по еретикам!
Из меня давно уже не цедится
сок, что через брюки протекал.

Если с этим делом грех адамовский
Каину достался и Фоме, –
я б уже списал по сроку давности
эту всю историю в уме.

Призрак с бородой вне сфер влияния
пусть летит к рулю, ружью, станку,
мельнице… Но в дом иннеарянина –
только в позе хуя на боку.