| 
 ***
 
 Прозрение.
 Рассвет в кольчуге рамы.
 Из колокола вылита река.
 Трава растет из подземелья храма.
 Весна, – как стих забытый Павлюка…
 Забытого – на пару с ним – счастливо.
 Воскресшего – о мартовской поре.
 Цветут кресты, подростки, старцы, сливы…
 Спит Лета на березовой коре.
 
 Лицо судьбы так циферблатно светит,
 Что в сердце шрамом пройден Рубикон.
 У деда – ностальгия по Советам:
 «Я сторожем вернулся бы в рай-ком!»
 
 Монеты, – как моменты, – не прожиты.
 Базарный хмель туманит грудь – и суть.
 А тучи в небе – на погосте плиты…
 И кровь по венам к Солнцу гонит ртуть.
 
 Кругом слова какие-то ненаши,
 Хотя сердцам уже не надо слов.
 А место Украины – «на параше»:
 Виват «аристократии» хахлов!..
 
 Кто грешный Божий раб, кто Сын невинный –
 Не разберешь с разгона, на коне.
 И путь наш паутинно-пуповинный
 Крошится льдинкой сахара в вине.
 
 Душа-зазноба нараспев светает
 И в Зазеркалье ищет закрома.
 Но души наши не летают стаями,
 Как сто чертей или одна кума.
 
 Как лед об лед, звенит душа о душу.
 Трепещет память жилкой на виске.
 Закон времен….
 А кто его нарушит, –
 Бессмертным станет
 Или же – никем.
 
 Весной пишу свой злой романс про осень.
 Изнежен ли, унижен, – не пойму.
 Цветет гнездо.
 И звезды, – будто осы, –
 Роятся в бесовском своем дыму.
 
 Зверино плачут талые деревни.
 Предчувствия – чудесны и смешны:
 Что яблочные райские деревья
 От жизни адской радости полны.
 
 Сквозь хлеб поэта брезжит лик Венеры.
 И Млечный Путь белеет, как кумыс.
 Умрут не те, кто поражен холерой,
 А те, кто в жизни потеряли смысл.
 
 Ладонью друга рассеченный в спину,
 Чертям назло, я все же не погиб.
 Толпа опять подкладывает мину,
 Испытывая сплетнями на сгиб.
 
 Мой аватар гуляет в интернете.
 Он волком затесался в общепит.
 Как мухи на котлету, на поэта
 Садятся Музы – самогонку пить.
 
 Во мне растет чутье слепого зверю.
 И муравьиный спирт несет беду..
 Свои часы по вере зверя сверю
 И по тропе охотничьей уйду.
 
 |