ХОЛОДНАЯ ЯЛТА.
1
Мимо
«Дамы с собачкой» -
нового памятника
на Набережной
бродят маятником
новые лица:
дидерицы – девицы - без шпица
на шпильках
и без, сутулые,
хмурые,
в поисках своего
Дмитрия Дмитриевича
Гурова.
Мимо
«Дамы с собачкой» -
нового памятника
на Набережной
бродят маятником
новые лица -
небрежно.
«Осетрина с душком»,
а та – нагишом,
задета зрачком,
гримасой
и признана «низшей расой».
А где-то у берега
Анна полощется,
и все не Сергеевна,
все пулеметчица.
И дело не в «Даме…»,
как в шляпе на даме.
Прошляпим детали,
и вообще: не читали!
И что нам собачки!?
Скорее заначка
что-нибудь значит.
В собачьей науке
половина особей – суки,
вторая половина не лучше.
ДухИ, дУхи, дУши –
какофония миллионов
флюидов,
косметики тонны
в белом шуме сливаются
стоны
и крики в рупор.
И ступор, ступор,
пресыщения ступор.
Вот и фото на память
по наитию
с бронзовым Дмитрием
живых Димитриев.
А море все то же…
2
А море все то же…
Январь. Суетливые местные лица.
Неожиданный снег и морозы.
Волна достает лапы шпица.
Снег соленый.
Ну, и к чему привязалось – «слезы»?
Подумаешь, - снег соленый,
ведь право же, не горячий.
Внутри нас такие же волны,
такие и те же.
Иначе…
и море не то же.
3
Все новые лица…
Да все здесь новые!
Особенно – «новые русские».
Юсуповы и Воронцовы –
это старые «новые русские».
Только земля им досталась в нагрузку
за победу над турками старыми,
а новым туркам, кажется, над татарами,
новым османам над генуэзцами,
старому Риму над древней Грецией,
новым татарам над старыми таврами,
караимам, болгарам над бог весть какими странами,
казачеству над византийцами,
отходникам разных мастей над феодорийцами,
гуннам, сарматам, крымчакам и скифам
друг над другом и народами всяческих мифов,
Красной Армии над Антантою,
немцам над партизанами,
и победа странная самая –
Сталина над татарами.
Как всегда на халяву украинцам новым
решением власти Хрущева.
Для полной красочности мозаики
не хватает пигмеев из Африки.
Хотя по богам и вере в чудо
встречаются даже сторонники Вуду.
Думаю, что никто не сумеет
рассказать, как все было на самом деле,
а так же нет полной ясности
о природе нации и национальности.
Но из какого,
кто б ни был ты,
племени,
ты здесь
как все,
как всегда –
новый,
то есть – ВРЕМЕННЫЙ.
Для Ялты третье поколение –
родословная очень древняя.
А море все то же…
4
И море все то же…
Но вот они – мы,
которые временные,
сношающие природу
не временно, - постоянно,
так и не сделав ее беременной,
кто-то же должен
кричать: «О Боже!
Это ж инцест - явный!»
Вот они – мы, -
татары, что тянут сосну на строительство.
Вот они – мы,
сжигающие Иограф для продажи
леса в дальнейшем. Мы здесь - временно,
и до вредительства
не опустились,
зато поднялись до уровня кражи.
И дело не в том, какого ты рода,
веры какой и какой ты нации,
нам всем легче
временно
перекрыть на ночь воду,
чем строить канализацию.
Вот они – мы,
депутаты, мэры и всё чиновничье племя,
раздатчики званий, лицензий и привилегий,
а так же земель от края до края,
нам можно даже… поверить,
но временно.
Временней не бывает.
Вот они – мы,
племя временно обезчеловеченных
(Объясняю для тех, кто не знает:
перенаселение зеленых кузнечиков
превращает их в саранчовую стаю),
живущие во времянках вечных,
сдающие то, что должно быть квартирой,
выгрызающие квадратные метры
у детей и родителей,
не говоря о соседях, для коих ветка инжира
может выглядеть угрожающе-агрессивно.
А хозяева? Те, что скупили участки?
Будут. На недельку. Летом.
И даже работа здесь большей частью
временная. И как-будто
энштейново время относительно скорости света,
в Ялте временность – абсолютна!
А море все то же…
5
Так вот к чему «слезы»
прилипли к соленому снегу!
Дмитрий Гуров стоит, будто плачет,
он тоже из временных, ялтинцем не был,
и падает снег…
падает снег…
Горячий.
Вот только море все то же,
и не важно, во сколько баллов,
наши следы волна уничтожит,
и точней не придумать,
хоть образ банален.
И Гуров не первый и не последний
в ком бушевали страсти и волны.
Что остается? Остается верить,
что нас кто-нибудь в будущем вспомнит.
- Ялта, ты помнишь…?
- Припоминаю…
Хоровод новых лиц, фейерверки и фестивали.
- Нет, не это.
- Он тоже уехал?
Как его звали…?
Ах да, был такой, кажется, - Чехов.
А море все то же…
6
А горы все те же,
и Чехов все так же в Ялте,
читаем, естественно, реже.
да неестественно затабличен,
вот только даже
надпись на задней парте
читается менее
обезличено.
Чехов в Ялте,
картофель в супе –
без отдельного вкуса и очертаний,
приставка драная «СУПЕР»
для заведений, зданий, собраний.
Чехов в Ялте, –
как в Союзе лабиринт улиц Ленина,
в котором застряли мы
в поисках рая,
да беды все те же:
дураки, цепляющиеся за «нетленное»,
а между – ямы,
известно, беда вторая.
«Я себя под Чехова чищу,
чтобы ялтинцем стать настоящим!»
От такой пионерской пищи
хочется в Турцию, -
за море
или куда подальше.
Или куда подальше
послать самого Антошку?
Не его самого, а к нему отношение
сделать переваримым,
ведь в супе очень даже важна картошка.
А еще это мелочи по сравнению
с шевченконанизацией Украины.
И горы все те же…
7
И море все то же…
То же Черное, как и в Одессе,
но с юмором в Ялте
не клеится отчего-то.
Вот торговец с Привоза,
домой, возвращаясь, с набором сплетен,
затем доводит их до уровня анекдота.
Вид сверху и сбоку на себя самого
«любимого нежно» -
такова, вероятно, природа смеха,
Ялта не центростремительна, а центробежная, -
сюда приезжают, чтобы уехать.
Потому не собрать анекдотов в разъезжем месте,
не взглянуть на то, что, по сути, - аморфно.
А теперь внимание! Новая версия!
Не оттого ли комедия – «Сад вишневый»?
8
Теряю самоиронию,
поддаваясь всеобщему настроению
кипарисов и моря.
И очень хочется верить,
что пейзажная лирика, - первое впечатление,
не заменит мне взгляд на себя
видом с Ай-Петри.
Телескопы на Набережной после заката,
восход солнца из моря,…
но в том все и дело,
что пейзажная лирика – лишь индикатор
того, что внутри
у каждого наболело.
9
И море все то же…
Ялта – ванночка с проявителем
человеческих душ, и закрепителем одновременно.
Ежели что – так оно действительно!
Ежели что – так оно непременно!
Как море все то же, - так добро в наличии,
Ялта-фотограф, не жалея контраста,
сушит снимки, на них – жизнь органична,
на них те, кого в будущем вспомнят.
И не напрасно.
Играемся формой, играемся словом:
то фига в кармане, то на дереве фига.
Потому в нарушение всех законов
здесь, в конце, поставим эпиграф:
… может ли дерево, которому суждено гордо
прорастать ввысь, избежать дурной погоды и
бурь, и не принадлежат ли неблагоприятное
стечение обстоятельств и сопротивление извне,
всякого рода ненависть, ревность, своекорыстие,
недоверие, суровость, алчность и насилие к
благоприятствующим обстоятельствам, без которых
едва ли возможен большой рост даже в добродетели?
Яд, от которого гибнет слабая натура, есть для
сильного усиление - и он даже не называет его ядом.
Ф.Ницше.
10
Нет повода – называть его Ялтой.
|
