Карл у Клары…
Клара шептала себе – пора,
работая смертью у них во взводе,
раненных искала с вечера до утра -
живых еще вроде,

обливалась их кровью, несла на себе
под визгом пуль – как строки, рваным
в свой тайный зал - под перебитый хребет
блиндажа, слезами раны

смывала, пела: «Не болит, усни…», и
они улыбались, глаза закрывали,
и каждого ангел был песней храним
в Кларином тайном зале.

Человек – тепло, горячей, война,
но не за кровь, не за плоть, (ведь
кровь-плоть умирает, едва слышна),
война - раскалённый противень,

на котором память-ярость
сжигает время, любовь, отчаянье.
Встречала людей песня-Клара,
провожала - Клара-молчание.

Песней Карла была она,
и Карл пел ее мною,
песни жили, была весна
той войною.

Мелодии, в кораллах-взглядах ее глаз
тонули, всплывали в улыбки, стекали
в слова, Карл пел-ушел в визг пуль, Клара нас
встретила в своем зале.

Когда Карл уснул, украл-унес
с собой её взгляды-кораллы,
от его крови алым
Клара несла-украла меня, слепая от слез.

Кровь смыла песни, я пою
ту , которой не бывает,
я слова не могу забыть, свою
жизнь-мелодию забывая.

Пережевывая огоньки
догорающей осени, сытые реки
уже впадают в спячку. У каждой реки
во сне тлеют отражения. Как веки
смыкаются века. Мир течет
мутным говорливым потоком,
вороньем рифмует кар-кар, чет-нечет,
око-за-око,
ослепляя, убивая. Нимб
песен тонок, светел, печален.
Им
каждого ангел храним
в тайном Кларином зале.