Он попался в капкан бесшабашно,
        так глупо и просто.
Он был голоден, запах добычи
        дурманил и гнал.
Ослепительно белая, снежная
        ровная простынь
По предательски щелкнув, превратилась
        в сжимающий лапы металл.
Боль, пронзившая тело,
        была только болью.
От бессилия носом уткнувшись
         в глубокий сугроб,
Понял волк – вместе с болью
         подкралась неволя,
Словно выстрел охотника, бьющий
         без промаха в лоб.
Следом мрак, пустота, бесконечный
         провал и падение,
Ощущение в пасти деревянного,
         вбитого клином, бруска,
Пятна крови в снегу и людей
         мельтешение.
В лапах острая боль, а в глазах
         безгранично немая тоска.
Возвращенье в себя было долгим,
         мучительно долгим.
Боль утихла и он, наконец, осознал,
         что остался все тем же
Несломленным волком,
Но посаженным в клетку,
         в  зловещий, холодный металл.
Бился грудью о прутья,
         метался без толку,
Он искал в клетке выход,
         хоть какую-то дверь.
Полупьяные люди хохотали,
         глумились над волком:
-Что, попался, клыкастый,
         какой несговорчивый зверь!
А потом, насмеявшись,
         натешившись в волю,
На прощание бросив
         протухшего мяса кусок,
Разошелся народ к теплым хатам
         по снежному полю.
Мне же тоска вековая
         сдавила щемящий висок.              
Волчий взгляд – это два проникающих
         в душу магических поля,                
Заставляющих каждую
         клеточку тела дрожать.
И мне так захотелось до хруста
         в костях и до боли
Эти прутья железные взять и
         руками разжать.
А во взгляде моем
         просто не было страха,
Я такой же, как он,
         жизнью загнанный зверь.
Я живу с ощущеньем предчувствия
         плахи.
И к свободе закрыта моя
         решеченная дверь.
Подошел, будто молнии,
         встретились взгляды
И своими руками я прутья
         у клетки согнул.
Вышел волк, осмотревшись
         мгновение, замер…
Уходя, на прощанье, по-братски
         мне руку лизнул…