В книге «Логика мифа» Я.Э. Голосовкер так описывает значение Белой скалы для душ умерших: « По пути в Аид душа пролетает мимо Белой скалы, расположенной перед входом в Аид. В Аиде душа теряет память – post hoc. Вывод: душа теряет память, потому что она пролетела мимо белой скалы. Белая скала – скала забвения: proper hoc; потеря памяти: post hoc.»
Н.В. Серов в книге «Хроматизм мифа», комментируя вышеприведенный фрагмент, замечает, что «Голосовкер приводит этот пример как типичный образец формально-логической ошибки, свойственной практически всем мифологиям: post hoc, ergo propter hoc (если после этого, то обязательно вследствие этого); иначе говоря, эта ошибка «принимает» времЕнную последовательность событий за причинную зависимость, т.е. детерминированность свойств последующих событий задается свойствами предыдущих».
Подобная логическая ошибка присуща не только древним мифологиям, но и истории как таковой, превращая ее, собственно, в миф истории. Любой исторический детерминизм (исторический материализм, например) исходит именно из «запрограммированности» истории – необходимости последующих событий и целых эпох, в связи с предыдущими и исходя из них. Такая точка зрения  всегда  навязывает свою врЕменную этику.  Но далеко не все этой точки зрения придерживаются. «Надлежит оставить время вне связи. Пусть разлетится на куски»,  - считал философ Лев Шестов.
И. Бродский в эссе «Профиль Клио» пишет, что «история – это всегда версия Каина». Другими словами, этический субстрат плохо связывается с историей, потому что ее  - истории – интерпретация есть интерпретация живыми событий прошлого, событий, случившихся с умершими, т.е. сплошной диктат языка. «Вполне возможно,- замечает И. Бродский, с  точки зрения времени, убийство Цезаря Вторая мировая война произошли одновременно, или в обратном порядке, или не произошли вовсе».
Вернемся к Серову. Он отмечает, что в комментируемом им фрагменте из «Логики мифа» Голосовкера «белый цвет скалы связан с памятью, точнее говоря, с потерей памяти.» Белый цвет вызывает «последующую потерю памяти, забывчивость, беспамятство, забвение того, что было до встречи с этим белым цветом» Серов вслед за Голосовкером напоминает древнегреческую поговорку: «прыжок с Белой скалы», что означает «впасть в забвение» и что «эта метафора послужила стимулом к легенде о смерти Сапфо – о ее прыжке с Белого Утеса». По мнению Серова  «белый сублимат воздействующего объекта (как и субъекта) как бы вбирает, впитывает, поглощает, всасывает в себя все то, что индивид имел до встречи с ним. Мы можем уподобить его истории (как процессу). История почти также отбирает у нас конкретику сегодняшнего дня, как прошлое постоянно обеляет своим сублиматом настоящее: мы не знаем, не помним, не ведаем, что была та эзотерическая часть жизни, которая забыта потомками».
Сравним с Иосифом Бродским,  «Профиль Клио»:
«Мы просто алчем будущего, и история существует для того, чтобы узаконить это притязание или само будущее».
И еще:
«Будущее, чтобы наступить, должно уничтожить препятствие настоящего».
И наконец:
«Историю нации, как и историю индивидуума, составляет скорее, то, что забыто, нежели, то что памятно».
Исходя из всего замеченного выше, мифическое пространство истории предстает в чисто графическом образе: черная пропасть прошлого (утерянная память – индивидуальная и предыдущих поколений), и черная пропасть будущего – например, Аид. Между ними -ослепительно Белая скала Настоящего Момента. Эта скала очерчена абсолютно четко и символизирует единственное для каждого человека настоящее. Функция этой скалы – впитать и обезличить прошлое и послужить трамплином для прыжка в будущее.
Впрочем, следует заметить, что прыжка с Белого Утеса удостаиваются очевидно только поэты, т.е люди состоящие в особых отношениях с языком и язык преодолевающие. Большинству же душ достаточно пролететь мимо скалы, чтобы навсегда потерять память и обрести забвение.
Согласно представлению Серова «души оставляют … все заученное, все сознательное, все запечатленное в прошлом… оставляют этой Белой скале,… сами окунаясь головой в Аид…».
Точка зрения этих душ на поэта, прыгающего с Белого Утеса, это точка зрения судей.
Поэт же, по словам Вл. Ходасевича, должен слушать музыку времени, нравится она ему или нет. Поэт Борис Рыжий при вручении ему премии «Антибукер» 2000 года добавил к этим словам, что «это и есть ангельское пение», которое «суть оправдание человеческой жизни». Далее Б. Рыжий заметил, что «поэт стоит не на стороне справедливости, а на стороне жалости – не  сострадания, но высокого сожаления , объяснить которое, выразить можно только стихотворением».
Души, проносятся мимо Белой скалы, бессознательно и бесконечно воспроизводя на ней мгновенно исчезающий и потому невидимый обыденному зрению текст своей жизни и своей памяти.
Предчувствие Белого, уменьшение территории памяти, и, наряду с этим, ее цепкость, нежелание эту  территорию уступать автор этого эссе однажды попытался выразить в стихотворении  «Предчувствие зимы».

Такое  осень нашептала
Случайным ветром молодым,
И так прозрачен веток дым
И так над дымом небо тало,
Что ангелов нам не сдержать
Все поглощающую рать.
А  жизни так осталось мало,
Что неоткуда умирать.

Светло и темно-серый цвет (дым веток и талое небо) обещают гораздо более драматические изменения. Вскоре безжалостная и всепоглощающая рать ангелов-снежинок заметет фальшивую цветовую гамму обыденности, превратив мир в белый лист на котором можно будет написать новые строки.

Эти заметки хотелось бы продолжить стихотворением Б. Рыжего «Колыбельная зимнего сада», в котором графическая образность достигает своего наиболее предельного выражения. В данном тексте – не ожидание небесных ангелов, меняющих реальность, а обращение к ангелу земному, не предчувствие конца эмоционального, живописного состояния мира, а описание того, что наступит после этого конца.    Это стихотворение – Tabula Rasa жизни и не только вербальная версия графического рисунка, но, шире, - метафора поэтического творчества. Наследник Белой скалы - зимний мир поэта.  Текст же, проступающий в нем, мы можем прочитать войдя в этот мир и слившись с ним.

Вот и зима, мой ангел, наступила –
порог наш черный снегом завалило,
И в рощу обнаженную ресниц
Летят снежинки, покружив над нами,
И наших слез касаются крылами,
Подобными крылам небесных птиц.

И сад наш пуст. И он стоит уныло.
Все то, что было сердцу мило, -
Как будто бы резиночкой творец
Неверный штрих убрал с листа бумаги –
Бог стер с земли. И простыни, как флаги,
Вдали белеют – кончен бой, конец.



Как, кроме всего прочего как не восхититься цветовой гаммой образов и фамилий – Серовым, пишущем о Белой скале и черных пропастях прошедшего и грядущего, Рыжим, дающим, на наш взгляд, замечательную графическую картину природы как метафору поэтического творчества?..
Попробуем сделать выводы из наших  заметок.
Существует  огромная разница между  историческим процессом, в который вовлечен каждый смертный  и который, в силу этого всегда трагичен,  ( "финал всегда одинаков") -   с одной стороны и так называемой "исторической памятью", выхватывающей из этого потока отдельные события и факты и называющей их "историей" - с другой. В этом смысле учебники истории и даже исторические труды  - это своего рода этикетки ушедшего навсегда.   Это не хорошо и не плохо, но то, что любое рассуждение на тему истории цинично, т.к. живой говорит о мертвом, который не может ему ответить, не может его поправить или уточнить (а ведь речь идет о человеческой жизни!) - очевидно. Именно в этой экзистенциальной ситуации вынужден существовать человек.  Трудно не согласиться  с И. Бродским, который считал, что "история - это не столько процесс накопления, сколько утраты" и что "наименование каждого события уже есть интерпретация".
Завершаем эссе тезисным изложением именно сути того, что мы стремтлись выразить выше. Не без горечи в сердце опускаем в данных тезисах мифологему Белой скалы.
Итак.
1.   Формально-логическая ошибка «после этого, значит – вследствие этого» свойственна большинству мифологий.
2.   Истории (т.е. ее интерпретациям историками) тоже свойственна эта ошибка, что позволяет говорить об истории как о «мифе истории».
3.   Историки и обыденные люди (т.е. не поэты), историю комментирующие, выхватывая события прошлого из живого (т.е. информативного, т.е бездонного, т.е приемлющего всяческие интерпретации) процесса, хоронят эзотерическую часть жизни и она становится «забыта» потомками. (Конечно, она никуда не девается, но становится материалом  «высокого сожаления» - поэзии).
4.   Другими словами, – чтобы осознать прошлое «историку», Homo Explicando -Человеку Объясняющему нужно это прошлое обобщить и, следовательно, обезличить. Таким образом человек, в частности, преодолевает свой страх перед будущим.
5.   Поэт же, в отличие Человека Объясняющего, стоит не на стороне «справедливости», которая всегда субъективна, а на стороне «высокого сожаления» к трагизму жизни, которое можно выразить только стихотворением.