Опубликовано: 2013.12.08
Евгения Бильченко
Модерирование как реликт сталинизма в эпоху информатизации
Модерирование как реликт сталинизма в эпоху информатизации:
Здравствуйте, дорогие читатели. Пишу вам как поэт, который не может не сказать правду. За эту правду меня можно
обожать, осуждать, ненавидеть, предавать, исключать из всех проектов, которые приносят узкоколейную славу в
литпроцессе, но поступить по-другому я не могу. Я знаю, что буду наказана за эту правду. Знаю, что от меня могут
отвернуться даже самые близкие друзья, но я уже столько потеряла и стольких потеряла, что мне бояться уже нечего.
Потому что нечего терять. Индивидуальная слава меня больше не интересует – я ее знала в достатке. Всё, что меня
сейчас интересует, − это вопрос человечности. Больно смотреть, как из-за политики люди, которые рукоплескали мне
на концертах, теперь делают вид, что меня не существует. Как вы увидите из видео, я читала в полном вакууме – те
тексты, которые еще вчера вызывали восторженные возгласы. Бог им судья – я не судья друзей. Больно видеть, как
трусость оказывается выше честности. Знаю, что за эти мои слова меня очень быстро заменят в тусовке мало-
мальски талантливой девчонкой, которая будет имитировать БЖ, играя в революцию.
Я не играю Я её делаю. И мне так больно и (чего скрывать) так страшно за нас всех, что я вынуждена говорить.
Почему я это делаю, рискую здоровьем и жизнью? Потому что я не могу спокойно смотреть, как бьют и унижают
людей. Потому что я ждала видеомоста, чтобы поговорить об этом с Москвой. Как это ни странно прозвучит, я всё еще
надеюсь на отклик в России, где меня знают и любят не понаслышке. Итак…
7 декабря 2013 года состоялся поэтический видеомост, посвященный Международному литературному фестивалю
"Провинция у моря", в котором по замыслу инициатора моста Михаила Митько из Симферополя должно было принять
участие несколько городов, задействованных в состоявшемся в сентябре сего года фестивале. Ваш покорный слуга
являлся членом жюри этого фестиваля. Среди городов-участников моста: Одесса, Киев, Москва, Симферополь.
Напомним, что обладательницей гран-при конкурса стала поэт из Киева Мария Луценко, которая выиграла
"Провинцию" со стихами на русском языке. Говорю это не ради желания обострить языковые проблемы и в без того
запутанной гражданской ситуации в стране, а чтобы понятен был весь дальнейший ход событий.
С самого начала нам, поэтам, заявили, что, в соответствии с решением организаторов проекта (пока не знаю, какую
роль в этом играла Москва), нельзя читать стихотворений на темы религии и политики. Допустим – согласна: даже
на японских чайных церемониях было запрещено ради поддержания общей гармонии говорить на опасные темы. Но,
как было написано устами Карла Поппера на стене библиотеке, откуда в Одессе транслировался мост, нельзя быть
терпимым к нетерпимости. Фактически оказалось, что наложение вето на политическую тематику означает не что
иное, как запрет гражданской лирики. Отсутствие же последней на видеомосте, который проходит в таких тяжелых
общественных условиях, как сложились в нашей стране, фактически вытесняло поэтов Украины, в первую очередь,
Киева, в постыдную ванильную нишу пейзанской лирики. Когда на улицах избивают студентов и разносят головы
журналистов, поэту стыдно изображать домашнюю девочку и читать о природе. Разве этому нас учили Пушкин,
Вознесенский, Евтушенко? Это так же стыдно, как быть проституткой на стороне какой-либо политической силы.
Я ответственно заявляю, что не принадлежу ни к одной партии (как и вышла со всех литсоюзов) и не поддерживаю
киевскую оппозицию за русофобию. Но я не согласна с тем, что унижают и бьют людей. Я люблю русскую культуру,
но не люблю Империю в любых ее формах. Из моих киевских коллег все ребята ,которые поддерживаю майдан, не
собирались кричать об этом в эфире. Речь идет о несколько другом аспекте.
Мы с Марией Луценко перед началом проекта заявили, что хотим в сложившейся ситуации выразить свою
гражданскую позицию в пользу гуманизма, потому что говорить о розах и морозах сейчас - это не уважать себя и
свой народ. Это вызвало резкое сопротивление: мне сообщили, что тексты надо проверять, а лучше вообще не
участвовать. В результате длительных переговоров между Симферополем, Москвой и Киевом, мне, наконец позволили
читать стихотворение, не имеющее никакого отношения к политической пропаганде. Речь идет от тексте "Чело-
вечности. FM. Немое радио", содержащийся в котором призыв к обыкновенной, естественной для человека в
кризисных обстоятельствах, гуманности московские/крымские (не знаю какие – потому что ситуацию как будто
нарочно кто-то затемняет) цензоры восприняли как партийную пропаганду.
Я честно предупредила людей, которые пытались закрыть мне рот, что, если мне не позволят выразить сочувствие
ребятам, пострадавшим от силовиков, я выйду из моста, но мотивы моего выхода станут известны в соцсетях.
Прислушались. Странно, но страх - старый, махровый, чисто совдеповский, - явно ощущался в духовной атмосфере
проекта. И вот начинаем. На связь выходят города. На мониторе появляется лицо модератора Михаила Митько с
директивным выражением председателя партийной ячейки. Непререкаемым голосом прогрессивного комсомольца он
сообщает примерно следующее: "Ввиду сложившейся в Украине гражданской ситуации, любая политическая
символика на мосте запрещена". Я сама как член жюри фестиваля и представитель украинской столицы выхожу на
мост с Одессы, потому что в этот день у меня еще месяц назад была назначена презентация.
И вот, подключается Киев. Я вижу лицо гран-при фестиваля Маши Луценко. Рядом с ней - финалист Андрей Шадрин,
на котором - сувенирная шапочка а ля татарская, − с надписью "Украина". Андрея просят ее снять. Никаких лозунгов,
никаких намеков на Майдан или оппозицию, на шапочке НЕ БЫЛО. Это было просто название своей страны. Даже на
футбольных матчах игроки и болельщики могут презентовать государство, гражданами которого они являются. Ничего
не мешало москвичам или одесситам надеть, к примеру, феньки с гербами своих стран или городов. Маша пытается
разрядить ситуацию. Я слышу, как она щебечет, что, мол, у Андрея, не причесаны волосы.
Чувствую, как во мне закипает холодная ярость. Интересно, как отреагировал бы россиянин на предложение
американца снять национальные атрибуты? Вопрос риторический - и к политике отношения не имеет. Но в Москве,
видимо, так боятся говорить о киевской революции, что любой намек на украинскую национальность воспринимается
как диверсия. Как говорится, не надо переносить с больной головы на здоровую, хорошо, ребята? А то ведь, как
говорил старик Фрейд, вытесненное возвращается. Впрочем, подобные сентенции из Москвы мне вполне понятны:
это оправданная попытка удержать мощь Империи, а вот с украинской стороны такое мещанство, честно говоря…
молчу.
Читаю "Чело-вечность". Опасаясь, что эфир вырубят до того, как прозвучит фраза об избитом студентике, на скорую
руку посвящаю текст Андрею Вознесенскому. Вот у кого воистину стоит учиться честности у нынешних лакеев
имперской машины. Слышу, как испуганный коллега, который вздумал было просматривать мой текст на
политкорректность, облегченно улыбается: "Мне понравился!" На видео видны напряженные лица людей, рядом с
которыми я читаю Друзья мои, вы серьезно? С какой радости вы так быстро попали под влияние советских
архетипов? Комната похожа на заседание активистов компартии. И вот на этом моменте ужас овладевает мной
окончательно.
Что я вижу вокруг? Страх, страх и страх. Главный механизм, который использует Машина для превращения
индивидов в гаечки. Вымученные улыбки, дрожащие руки, усиленно бодренькие приветствия, облегченные вздохи.
Шепоток по залу, мол, можно ли хлопать. Не раздумывая, подчеркнуто громко хлопаю первому же понравившемуся
русскому тексту. Ободрившись, народ начинает робко подхлопывать, мол, а вот мы это делаем, и ничего! Люди,
неужели вам нравиться, что вас так опускают? Неужели не противно за какой-то жалкий гранд или возможность
выпятить в эфир пару текстов (зачастую весьма слабеньких), стоять раком перед своей и, тем более, соседней
страной? Ну, ладно хоть за премии наши поэты дерутся, используя все методы, но здесь-то ради чего так унижаться?
Крымская коллега, которой тоже не велено раскрывать рот, дерзко улыбнувшись, читает исторический текст о
восстании на Сенатской площади. Аллюзия настолько очевидна, что не нуждается в комментариях. Ей аплодируют, не
веря собственной смелости. Стихотворение, кстати, в художественном смысле - превосходное. Захотелось сказать ей
"Спасибо!" прямо в экран, но сдержалась. Говорю теперь.
Жду Киев. Его никак не показывают. Пишу смс участникам и получаю от них ответы, что их вырубили из эфира. За
шапочку. После этого все происходит очень быстро. Когда пошел второй круг чтения, я без предупреждения
декламирую стих об Украине, читанный на Майдане и среди прогрессивной интеллигенции Петербурга в Доме
писателя на Звенигородской. Боковым зрением вижу скисшее лицо модератора и слышу шепоток за спиной. Видно,
такая страна теперь не существует...
После прочтения я срываюсь, уж простите. Я сообщаю в прямом эфире, что Киев вырубили за знак своей страны и
ухожу. У входа в зал кто-то поставил велосипед, и я его шумно роняю. Краем уха слышу доносящееся из зала: "Это
Женя или велосипед?" Нет, друзья мои, я пока еще поэт, а не барышня, чтобы лишаться чувств при виде цербера или
транспорта.
Когда мост закончился, я отдала удостоверение члена Южнорусского Союза. Отвечаю на запоздалый вопрос Сережи
Главацкого, которого считала и буду считать другом – пусть он сам меня судит, если ему позволит сердце. Нет, я
ничего плохого лично мне Союз НЕ СДЕЛАЛ. Нельзя рвать душевные узы из-за политики. Но как поэт я обязана
каким-то образом отреагировать на саму социальность: гран-при фестиваля, которому посвящен мост, вырубают из
эфира без всякого предупреждения за то, что она или ее друзья просто любят свою страну!
Я считаю, что мы сами виноваты в том, что нас держат за рабов. В любом нормальном государстве все остальные
рода-участники или хотя бы города-соорганизаторы вышли бы из эфира, и впредь наши модераторы так по-хамски
вести себя с нами не осмелились бы. Но у нас каждый болеет только за свою шкуру. У каждого «своя хата скраю»...
Трагедия в том ,что я продолжаю любить людей, которые почему-то совершенно безразличны к человеческой драме в
Киеве – им до этого просто нет дела (цитирую реплику одного из участников – имени не называю). Мне стыдно за
себя, стыдно от своей беспомощности в тот момент. Я вижу перед собой избитые лица студентов и понимаю ,что я
больше так не могу.
Просто не могу. Никак. Пусть это стоит мне жизни.
Когда я уезжала из Одессы, одна девушка меня спросила: " Женя, ну, скажите, вам, ЛИЧНО вам-то зачем Майдан?"
Лично мне - незачем, мне там деньги не платят: наоборот ,я покупаю еду и медикаменты за свои средства. Мне
просто противно, когда людей пытаются превратить в рабов. Впрочем, может, нам так нравится - прогибаться и
бояться. Может, мы к этому привыкли и заслужили быть провинцией у Имперского моря...
Простите меня. Распните меня. Скажите, что мои стихи – дерьмо, попробуйте наехать – я посмотрю как
профессионал ,что вам удастся придумать. Примените ко сне санкции.
Но я не могла не написать то, что чувствую.
... На следующий день, плача, возвращаюсь в революционный Киев. Еду в автобусе, глаза закипают от соли (я не
сплю уже десять суток) и набираю статью на планшете.
И сквозь слезы ощущаю сладкий привкус свободы и одиночества. Какое же все таки это счастье - одолеть свой
животный страх и научиться не зависеть.
Человечности. FM, прием, как слышно?
Здравствуйте, дорогие читатели. Пишу вам как поэт, который не может не сказать правду. За эту правду меня можно
обожать, осуждать, ненавидеть, предавать, исключать из всех проектов, которые приносят узкоколейную славу в
литпроцессе, но поступить по-другому я не могу. Я знаю, что буду наказана за эту правду. Знаю, что от меня могут
отвернуться даже самые близкие друзья, но я уже столько потеряла и стольких потеряла, что мне бояться уже нечего.
Потому что нечего терять. Индивидуальная слава меня больше не интересует – я ее знала в достатке. Всё, что меня
сейчас интересует, − это вопрос человечности. Больно смотреть, как из-за политики люди, которые рукоплескали мне
на концертах, теперь делают вид, что меня не существует. Как вы увидите из видео, я читала в полном вакууме – те
тексты, которые еще вчера вызывали восторженные возгласы. Бог им судья – я не судья друзей. Больно видеть, как
трусость оказывается выше честности. Знаю, что за эти мои слова меня очень быстро заменят в тусовке мало-
мальски талантливой девчонкой, которая будет имитировать БЖ, играя в революцию.
Я не играю Я её делаю. И мне так больно и (чего скрывать) так страшно за нас всех, что я вынуждена говорить.
Почему я это делаю, рискую здоровьем и жизнью? Потому что я не могу спокойно смотреть, как бьют и унижают
людей. Потому что я ждала видеомоста, чтобы поговорить об этом с Москвой. Как это ни странно прозвучит, я всё еще
надеюсь на отклик в России, где меня знают и любят не понаслышке. Итак…
7 декабря 2013 года состоялся поэтический видеомост, посвященный Международному литературному фестивалю
"Провинция у моря", в котором по замыслу инициатора моста Михаила Митько из Симферополя должно было принять
участие несколько городов, задействованных в состоявшемся в сентябре сего года фестивале. Ваш покорный слуга
являлся членом жюри этого фестиваля. Среди городов-участников моста: Одесса, Киев, Москва, Симферополь.
Напомним, что обладательницей гран-при конкурса стала поэт из Киева Мария Луценко, которая выиграла
"Провинцию" со стихами на русском языке. Говорю это не ради желания обострить языковые проблемы и в без того
запутанной гражданской ситуации в стране, а чтобы понятен был весь дальнейший ход событий.
С самого начала нам, поэтам, заявили, что, в соответствии с решением организаторов проекта (пока не знаю, какую
роль в этом играла Москва), нельзя читать стихотворений на темы религии и политики. Допустим – согласна: даже
на японских чайных церемониях было запрещено ради поддержания общей гармонии говорить на опасные темы. Но,
как было написано устами Карла Поппера на стене библиотеке, откуда в Одессе транслировался мост, нельзя быть
терпимым к нетерпимости. Фактически оказалось, что наложение вето на политическую тематику означает не что
иное, как запрет гражданской лирики. Отсутствие же последней на видеомосте, который проходит в таких тяжелых
общественных условиях, как сложились в нашей стране, фактически вытесняло поэтов Украины, в первую очередь,
Киева, в постыдную ванильную нишу пейзанской лирики. Когда на улицах избивают студентов и разносят головы
журналистов, поэту стыдно изображать домашнюю девочку и читать о природе. Разве этому нас учили Пушкин,
Вознесенский, Евтушенко? Это так же стыдно, как быть проституткой на стороне какой-либо политической силы.
Я ответственно заявляю, что не принадлежу ни к одной партии (как и вышла со всех литсоюзов) и не поддерживаю
киевскую оппозицию за русофобию. Но я не согласна с тем, что унижают и бьют людей. Я люблю русскую культуру,
но не люблю Империю в любых ее формах. Из моих киевских коллег все ребята ,которые поддерживаю майдан, не
собирались кричать об этом в эфире. Речь идет о несколько другом аспекте.
Мы с Марией Луценко перед началом проекта заявили, что хотим в сложившейся ситуации выразить свою
гражданскую позицию в пользу гуманизма, потому что говорить о розах и морозах сейчас - это не уважать себя и
свой народ. Это вызвало резкое сопротивление: мне сообщили, что тексты надо проверять, а лучше вообще не
участвовать. В результате длительных переговоров между Симферополем, Москвой и Киевом, мне, наконец позволили
читать стихотворение, не имеющее никакого отношения к политической пропаганде. Речь идет от тексте "Чело-
вечности. FM. Немое радио", содержащийся в котором призыв к обыкновенной, естественной для человека в
кризисных обстоятельствах, гуманности московские/крымские (не знаю какие – потому что ситуацию как будто
нарочно кто-то затемняет) цензоры восприняли как партийную пропаганду.
Я честно предупредила людей, которые пытались закрыть мне рот, что, если мне не позволят выразить сочувствие
ребятам, пострадавшим от силовиков, я выйду из моста, но мотивы моего выхода станут известны в соцсетях.
Прислушались. Странно, но страх - старый, махровый, чисто совдеповский, - явно ощущался в духовной атмосфере
проекта. И вот начинаем. На связь выходят города. На мониторе появляется лицо модератора Михаила Митько с
директивным выражением председателя партийной ячейки. Непререкаемым голосом прогрессивного комсомольца он
сообщает примерно следующее: "Ввиду сложившейся в Украине гражданской ситуации, любая политическая
символика на мосте запрещена". Я сама как член жюри фестиваля и представитель украинской столицы выхожу на
мост с Одессы, потому что в этот день у меня еще месяц назад была назначена презентация.
И вот, подключается Киев. Я вижу лицо гран-при фестиваля Маши Луценко. Рядом с ней - финалист Андрей Шадрин,
на котором - сувенирная шапочка а ля татарская, − с надписью "Украина". Андрея просят ее снять. Никаких лозунгов,
никаких намеков на Майдан или оппозицию, на шапочке НЕ БЫЛО. Это было просто название своей страны. Даже на
футбольных матчах игроки и болельщики могут презентовать государство, гражданами которого они являются. Ничего
не мешало москвичам или одесситам надеть, к примеру, феньки с гербами своих стран или городов. Маша пытается
разрядить ситуацию. Я слышу, как она щебечет, что, мол, у Андрея, не причесаны волосы.
Чувствую, как во мне закипает холодная ярость. Интересно, как отреагировал бы россиянин на предложение
американца снять национальные атрибуты? Вопрос риторический - и к политике отношения не имеет. Но в Москве,
видимо, так боятся говорить о киевской революции, что любой намек на украинскую национальность воспринимается
как диверсия. Как говорится, не надо переносить с больной головы на здоровую, хорошо, ребята? А то ведь, как
говорил старик Фрейд, вытесненное возвращается. Впрочем, подобные сентенции из Москвы мне вполне понятны:
это оправданная попытка удержать мощь Империи, а вот с украинской стороны такое мещанство, честно говоря…
молчу.
Читаю "Чело-вечность". Опасаясь, что эфир вырубят до того, как прозвучит фраза об избитом студентике, на скорую
руку посвящаю текст Андрею Вознесенскому. Вот у кого воистину стоит учиться честности у нынешних лакеев
имперской машины. Слышу, как испуганный коллега, который вздумал было просматривать мой текст на
политкорректность, облегченно улыбается: "Мне понравился!" На видео видны напряженные лица людей, рядом с
которыми я читаю Друзья мои, вы серьезно? С какой радости вы так быстро попали под влияние советских
архетипов? Комната похожа на заседание активистов компартии. И вот на этом моменте ужас овладевает мной
окончательно.
Что я вижу вокруг? Страх, страх и страх. Главный механизм, который использует Машина для превращения
индивидов в гаечки. Вымученные улыбки, дрожащие руки, усиленно бодренькие приветствия, облегченные вздохи.
Шепоток по залу, мол, можно ли хлопать. Не раздумывая, подчеркнуто громко хлопаю первому же понравившемуся
русскому тексту. Ободрившись, народ начинает робко подхлопывать, мол, а вот мы это делаем, и ничего! Люди,
неужели вам нравиться, что вас так опускают? Неужели не противно за какой-то жалкий гранд или возможность
выпятить в эфир пару текстов (зачастую весьма слабеньких), стоять раком перед своей и, тем более, соседней
страной? Ну, ладно хоть за премии наши поэты дерутся, используя все методы, но здесь-то ради чего так унижаться?
Крымская коллега, которой тоже не велено раскрывать рот, дерзко улыбнувшись, читает исторический текст о
восстании на Сенатской площади. Аллюзия настолько очевидна, что не нуждается в комментариях. Ей аплодируют, не
веря собственной смелости. Стихотворение, кстати, в художественном смысле - превосходное. Захотелось сказать ей
"Спасибо!" прямо в экран, но сдержалась. Говорю теперь.
Жду Киев. Его никак не показывают. Пишу смс участникам и получаю от них ответы, что их вырубили из эфира. За
шапочку. После этого все происходит очень быстро. Когда пошел второй круг чтения, я без предупреждения
декламирую стих об Украине, читанный на Майдане и среди прогрессивной интеллигенции Петербурга в Доме
писателя на Звенигородской. Боковым зрением вижу скисшее лицо модератора и слышу шепоток за спиной. Видно,
такая страна теперь не существует...
После прочтения я срываюсь, уж простите. Я сообщаю в прямом эфире, что Киев вырубили за знак своей страны и
ухожу. У входа в зал кто-то поставил велосипед, и я его шумно роняю. Краем уха слышу доносящееся из зала: "Это
Женя или велосипед?" Нет, друзья мои, я пока еще поэт, а не барышня, чтобы лишаться чувств при виде цербера или
транспорта.
Когда мост закончился, я отдала удостоверение члена Южнорусского Союза. Отвечаю на запоздалый вопрос Сережи
Главацкого, которого считала и буду считать другом – пусть он сам меня судит, если ему позволит сердце. Нет, я
ничего плохого лично мне Союз НЕ СДЕЛАЛ. Нельзя рвать душевные узы из-за политики. Но как поэт я обязана
каким-то образом отреагировать на саму социальность: гран-при фестиваля, которому посвящен мост, вырубают из
эфира без всякого предупреждения за то, что она или ее друзья просто любят свою страну!
Я считаю, что мы сами виноваты в том, что нас держат за рабов. В любом нормальном государстве все остальные
рода-участники или хотя бы города-соорганизаторы вышли бы из эфира, и впредь наши модераторы так по-хамски
вести себя с нами не осмелились бы. Но у нас каждый болеет только за свою шкуру. У каждого «своя хата скраю»...
Трагедия в том ,что я продолжаю любить людей, которые почему-то совершенно безразличны к человеческой драме в
Киеве – им до этого просто нет дела (цитирую реплику одного из участников – имени не называю). Мне стыдно за
себя, стыдно от своей беспомощности в тот момент. Я вижу перед собой избитые лица студентов и понимаю ,что я
больше так не могу.
Просто не могу. Никак. Пусть это стоит мне жизни.
Когда я уезжала из Одессы, одна девушка меня спросила: " Женя, ну, скажите, вам, ЛИЧНО вам-то зачем Майдан?"
Лично мне - незачем, мне там деньги не платят: наоборот ,я покупаю еду и медикаменты за свои средства. Мне
просто противно, когда людей пытаются превратить в рабов. Впрочем, может, нам так нравится - прогибаться и
бояться. Может, мы к этому привыкли и заслужили быть провинцией у Имперского моря...
Простите меня. Распните меня. Скажите, что мои стихи – дерьмо, попробуйте наехать – я посмотрю как
профессионал ,что вам удастся придумать. Примените ко сне санкции.
Но я не могла не написать то, что чувствую.
... На следующий день, плача, возвращаюсь в революционный Киев. Еду в автобусе, глаза закипают от соли (я не
сплю уже десять суток) и набираю статью на планшете.
И сквозь слезы ощущаю сладкий привкус свободы и одиночества. Какое же все таки это счастье - одолеть свой
животный страх и научиться не зависеть.
Человечности. FM, прием, как слышно?
В случае возникновения Вашего желания копировать эти материалы из сервера „ПОЭЗИЯ И АВТОРСКАЯ ПЕСНЯ УКРАИНЫ” с целью разнообразных видов дальнейшего тиражирования, публикаций либо публичного озвучивания аудиофайлов просьба НЕ ЗАБЫВАТЬ согласовывать все правовые и другие вопросы с авторами материалов. Правила вежливости и корректности предполагают также ссылки на источники, из которых берутся материалы.