«Жил-был Антоныч - майский жук на вишнях...»
                                                        (Б.-И. Антоныч "Вишни",  пер. В.Крикуненко)



Богдан-Игорь Антоныч - личность уникальная в истории украинской литературы. Лемковский соловей с предгорий Карпат залетел во Львов в 1928 году. О его превращении во львовское "божище" расскажем чуть позже.
А пока изберём "венско-варшавский стиль" изложения. Представим себе галицкого профессора в третьем поколении с выразительной академической округлостью фигуры. Именно таковым предстаёт львовский профессор Доктор, антонычевед, а по существу, антонычеанец, на страницах романа "Двенадцать обручей" кандидата наук по делу Антоныча, современной нам знаковой личности украинской литературы Юрия Андруховича.

Вскользь заметим, что для русского читателя этот роман издан на русском языке издательством "Книжный клуб" Харьков-Белгород в году 2008. С украинского перевёл Александр Красюк, стихи Антоныча в переводе Константина Беляева. Чему мы, русские читатели весьма порадовались.
Итак, вернёмся к литературному герою романа Андруховича и отметим, что сей Доктор явил нам Антоныча иного, Антоныча экзотического. Безусловно, что для русского читателя лемко Антоныч экзотичен своей этнической принадлежностью к украинцам, проживающим по обе стороны Карпат. И вот в тридцатые годы во Львове, где Антоныч учился на философском факультете университета, этому выдающемуся лемко удалось органично вписать лемковскую диалектную языковую стихию в русло украинского литературного языка - в поэтическую речь.

Жил-был Антоныч,
майский жук на вишнях,
на вишнях тех,
что их восславил
сам Шевченко.

Так скажет поэт о себе. А много позже другой знаток искусства отметит: "Хрущ на шевченковской вишне, улетевший от хмурых пиратов Байрона под трубные гласы последнего дня" (Дм.Павлычко. Предисловие к изданию Б.-И. Антоныча "Песни о вечности материи")
Но мы пойдём по стезе яркого литературного мифа, созданного писателем Андруховичем, и откликнемся вместе с ним словами антонычеанца Доктора: "Ибо стоит нам только упомянуть имя Богдана-Игоря Антоныча, как мы с неизбежностью чувствуем властное и очаровывающее вторжение тайны, загадки, мистерии. Прожив менее двадцати восьми лет, поэт отошёл в лучший из миров, оставив нам множество вопросов, или - так, кажется, будет точнее - ощущение насыщенного чуть ли не субтропическими испарениями простора для предположений и домыслов".
Создание литературных мифов дело увлекательное. Особенно, когда личность, вокруг которой создаётся целый мир, настолько ярка и след, оставленный ею в бытии города и народа, столь уникален, столь странен, таинствен и неоднозначен. К удивлению биографов и историков зачастую мы наталкиваемся, по крайней мере, на две совершенно разные персоны, сохранившиеся в памяти народной.
Это и случилось с Антонычем. Если открыть его персональное дело, если изложить официальную версию биографии, мы наткнёмся на отчёт о Персоне поэта. Явление Персоны в мир тотже миф, но миф галицкой общественности, львовского мещанства, коему поэт был явлен из лемковской глуши. "Джентльменский набор" архетипического образа Персоны неизменен и однозначен.
Вот портрет Персоны. Антоныч - примерный студент, проживающий у своей тётки в доме по улице Городоцкой. Нескладный, замкнутый, робкий. Всё своё время проводит в библиотеке. Ему с трудом удаётся обзавестись невестой Ольгой Олийнык, боготворящей в нём гения. Но тенью поэт ускользает из её объятий, тенью выскальзывает из библиотек - в тень, на дно львовских предместий.
Львов - урочище окаменевших львов и подземных ослепших рыб, распирающих во все стороны трескающуюся асфальтовую скорлупу. Водитель ослепших рыб, психагог - водитель душ - из львовских подземелий в урочище окаменевших львов. Ты ли, Антоныч, подобно Христу, подобно Орфею стал спасителем глубинного, запрятанного в казематах души? Ты ли вывел и явил Городу всё то, от чего так далеки эти окаменевшие, застывшие в чинности и довольстве львы? Поэт явил Городу себя.
"Прими, прими в свой дом скитальца вечного, бурлаку,
прими, прими поэта бунта, роскоши, страданья" - обратился Антоныч к тому, кто тайный водитель душ всех проклятых поэтов, - и был обращён. Архетип вечного скитальца, прочно утвердившийся в поэзии романтиков, нашёл для себя воплощение в городе Льва. Когда на улицах города, в его барах и кофейнях обретает временный покой нечто вечное, что витало в клубах опиума вокруг Бодлера и Де Квинси, что гнало Верлена и Рембо в страстное странствование, что наложило роковую печать на облик Эдгара По...
В этот момент печать города появляется на тайной карте мира, где поэты накладывают на города свои имена, созвучные и соравные именам городов. Этой роковой печатью стал для Львова Антоныч. Только однажды в истории культуры народа может состояться момент такого совпадения. Это тайное соединение и единение состоялось. И Львов был принят в тайное братство поэтов аки Лондон и Париж. Тайной печатью, жизнью своей Антоныч закрепил в истории эти роковые узы. Иной Антоныч, роковой и проклятый, мифом воплотился на улицах Львова.
Черты этой инаковости стали проявляться в жизни Антоныча: не тётка на улице Городоцкого, у которой жил племянник-студент, но - многолетняя любовница, с которой они чего только не вытворяли, по словам Антоныча одному из своих друзей. Для невесты Ольги - студент, просиживающий часами в библиотеках, но - тайно ускользающий оттуда с друзьями-поэтами в кабаки и дома терпимости. Антоныч, ночь напролёт читающий проститутке новые стихи... И, наконец, роковая смерть поэта в объятиях проститутки Фанни, ставшей его последней возлюбленной, роковая смерть...
Что это? Какая-то тайная неисследованная тяга к самоубийству вдвоём, что было присуще только странным личностям, чудаковатым вольным литераторам, вспомним самоубийство Клейста и его подруги. Или это печать избранника, роковая неизбежность, жертва, в конце концов, проклятого поэта тому городу, с которым он, единственно, был обручён. Вечным заложником и хранителем имени этого города он стал. А народная молва не преминула сотворить миф о скитальце Антоныче.
Львовская легенда гласит, что Антоныч вовсе не умер от воспаления лёгких согласно официальной версии, Антоныч не умер вообще. Вечным скитальцем блуждает по Львову, и всегда кто-то то здесь, то там встречает старика Антоныча.

"старик антоныч шастает в ночи
из бара в бар но зенок не смыкает
лет триста кряду совы и сычи
над ним летают кто его не знает"

- звучат слова песни "Старый Антоныч" популярной львовской группы "Королевские зайцы". Перед нами львовская интерпретация мифа о вечном страннике.
Не он  ли чёрным монахом являлся Москве на страницах повести Чехова "Чёрный монах"? Ещё при жизни стал Антоныч львовским "божищем". Те несколько сборников, что были изданы  во Львове при жизни поэта, были преданы забвению. В 60-80-ые годы новое поколение украинских литераторов поднимает из архивов произведения Антоныча, его личность становится культовой, имя - знаковым. Чёрную книгу Антоныча читают в Москве и в Петербурге, переводят на русский и другие языки. А призрак Антоныча неспешно бредёт по Львову - миф и хранитель имени города.