Только бывает ли рядом
                 ближе несодранной кожи?
                 Кровь не умеет струиться
                 вестью от сердца до сердца…
«Они жили вместе долго и счастливо и умерли в один день».
Уж не помню, завершением какой сказки впервые прозвучала для меня эта ритуальная фраза – было мне года три-четыре. Помню бабушкин голос, устало-монотонный, с трудом подавлявший зевоту – все сказки ей давным-давно были скучны. И помню свою реакцию. Если формулировать её одним словом, не подобрать точнее, чем «разочарование». Если ощущением – холод, антарктический мороз, останавливающий кровь в жилах. Сказка мгновенно утратила своё очарование и смысл. Какая разница, что за приключения переживали герои, как шли они к своей цели, каких врагов победили, какие чудеса повидали? Они умерли, их нет. Значит, все их усилия оказались напрасны. Ничего для них не осталось.
«Ничего». Этим словом отвечали взрослые на мои тревожные расспросы. Что происходит с человеком после смерти? Ничего. Что он чувствует? Да ничего. Ему не больно и не страшно. Только косточки остаются. А больше ничего.
Но я-то продолжала жить, расти и взрослеть. В школьном детстве я воспринимала жизнь как поток, несущий меня вопреки моей воле. То ли опыт простых наблюдений, то ли врождённый трагизм мироощущения утверждал, что поток этот охотнее отнимает, чем даёт. Первой отнялась нелепая надежда, что поток вот-вот преобразится и потечёт по ту сторону сказки – сделавшись настолько же лучше её, насколько прежде был хуже. Оставалось выискивать смыслы в том, что доступно пленной судьбе.
«Они жили вместе долго и счастливо. И умерли в один день». Почему в один? В сказке же не сказано, что их убили. Насильственная смерть означала бы победу врагов, то есть поражение. Такой исход исключён в сказочном сюжете.
Значит, они умерли не в один день, а в одну ночь. Однажды утром они оба не проснулись. Действительно, редчайшее совпадение. Ни один из них не узнал о смерти другого – иначе о каком «счастливо» может идти речь, если финал оказался омрачённым самой страшной трагедией.
Например. Её начинают мучить невыносимые боли. Нерадивые врачи поначалу лечат радикулит и язву желудка. Наконец, обследование не оставляет сомнений: рак. Её кладут в клинику, вырезают под наркозом кусок организма. Лучевая терапия, химиотерапия… Вместо возлюбленной ему возвращают живые (точнее, числящиеся живыми) мощи старухи с голым костлявым черепом, сморщенными впадинами щёк и тёмными провалами глаз, в которые невозможно заглянуть, чтобы не отразить навеки впечатанные в них боль и ужас. Но он почти что верит, что это и есть она. Он кормит старуху с ложечки манной кашкой и осторожно целует в висок, прошитый жёсткими синими жилами. Он надеется, что его любовь вернёт ему настоящую возлюбленную. Только вот нынешняя любовь так же мало похожа на ту давнюю, горячую и пьянящую, как нынешняя старуха на ту нежнотелую девушку с пухлыми улыбчивыми губками, призывно блестящими глазками и грудками торчком. Нет, любовь не уходит, сказочная любовь не может уйти. Но она уже не в силах согревать и опьянять – в старческом организме самыми живыми оказываются самые смертоносные клетки… В день смерти старухи любовь разрывает сердце старика.
А может, первым умирает он. Утром она обнаруживает его с уже остановившимся сердцем. Или необратимо потерявшего сознание, хрипящего в инсультной агонии… Но в этом случае уж очень маловероятно, чтобы «в один день». Женщины слишком серьёзно относятся к фундаментальным житейским ритуалам типа похорон. Чувство ответственности перед покойным заставило бы её протянуть ещё хотя бы дней сорок.
А может, они умерли в один день, потому что они так решили. Они выбрали самый вкусный и безболезненный яд и, обняв друг друга, стали ждать, когда в их ложе впервые ляжет третья. Незнакомка Смерть.
Но яд выбрать проще, чем срок. Каков условный знак, извещающий: пора? Первая морщинка на её лице? Первое раздражённое слово? Первый взгляд мимо любимых глаз вослед перелётным птицам?.. Нет, когда чаша уже не полна, но ещё далеко не пуста, слишком велик соблазн испить до дна. И увидеть дно.
Дно – это тот же тупик. Дальше продвигаться некуда, приходится возвращаться. Разумеется, к единственному варианту, не конфликтующему со словом «счастливо».
И тут обнаруживается, что, если сердца их остановились не в одно мгновение, значит, они жили… не совсем «вместе». Если бы они спали, не размыкая объятий, тот, чьё сердце продолжало биться, ощутил бы своё соприкосновение с иным, не-живым… Если только в своих снах он не отрешился от общей реальности, предпочтя другую, блуждая в её лабиринтах далеко-далеко от супружеского ложа, в другой компании. А это уже измена – в её самой подлинной, душевной ипостаси…
Однако наибольшее сомнение вызывает слово «счастливо» в сочетании со словом «долго». Не обнаружило ли такое счастье свою изначальную неполноту или даже неподлинность, когда они не умерли от него (счастья), едва обретя друг друга? Да и ощущается ли счастьем то, что длится многие годы, к чему привыкаешь, как к виду из окна? Даже если этот вид – роскошный сад на берегу ласкового моря.
Человеку по самой его природе несвойственно постоянно испытывать острое чувство радости и наслаждения, скреплённое сознанием правильности происходящего (разве не таково определение банального и ничем не омрачённого счастья?) Что касается счастья в его хронической форме – пожалуй, оно диагностируется лишь задним числом, через утрату. Чего-чего, а утрат в жизни всегда хватает. Всё, что цветёт, обречено на увядание, как бы ни был прекрасен сад. Слово «долго» предполагает утрату молодости и красоты. Интересно, были они после этого счастливы? По-прежнему? или иначе?..
Кроме того, человеку свойственно устремляться желанием к тому, чем он не владеет. В этом смысле несбывшаяся любовь куда более плодотворна. Она способна питать целые литературные биографии. У поэтесс такая тенденция проявляется особенно обнажённо и серийно. Для творчества многих из них характерно присутствие двух мужских персонажей. Один из них – супруг, обеспечивающий лирическую героиню материально и удовлетворяющий сексуально (или не удовлетворяющий, но делающий для этого то, что положено). Второй, как правило, лишён внятных примет и по всем свойствам сродни бесплотному божеству, с той лишь разницей, что не вызывает подозрений в причастности к сотворению мира. Все Его действия, зафиксированные в стихах, сводятся к изощрённому ускользанию от поползновений жаждущей героини. А больше от Него ничего и не требуется – именно благодаря своей недосягаемости он служит неиссякаемым источником вдохновения, символизируя само Несбывшееся. «Жизнь после хэппи-энда бессюжетна». Писать о ней – занятие трудное и неблагодарное. Люди состоявшиеся, посбывавшие свои мечты, обычно не пишут стихов. А если пишут, стихи их неинтересны либо непонятны, поскольку преданные читатели стихов – убеждённые страдальцы по Несбывшемуся.
Нетрудно заметить, что практически все популярные сюжеты построены на борьбе с отсутствием, нехваткой – личного счастья, материального благополучия, признания окружающих, славы… Самый выигрышный вариант – отсутствие безопасности, непосредственная угроза для жизни. Войны, катастрофы, стихийные бедствия, эпидемии, жестокие враги… Стратегический выбор проще всего делать в экстремальных ситуациях, так как в них он, по сути, один-единственный – это выбор в пользу выживания. Интрига повествования заключается в выборе тактических средств – если ни разу принципиально не ошибиться, получишь «счастливый конец». А насыщенность деталями, вариациями на темы стрельбы и погони, динамика чередования страха и надежды обеспечивает читательское (зрительское) внимание.
Интересно, что к аналогичному стратегическому выбору в ситуации неэкстремальной считается хорошим тоном относиться пренебрежительно. А всё потому, что он предполагает борьбу, в которой ещё никто не побеждал, – борьбу со временем, с законами природы. Зато, если в этом деле проявить пацифизм, есть шанс прийти к тому самому сказочному финалу: «Они жили вместе долго и счастливо и умерли в один день». Точнее, в один миг – как показало проведённое выше исследование, в остальных случаях эта классическая формула оказывается внутренне противоречивой.
Так что же, залог счастья – в таком слиянии, когда сердца бьются в унисон и в унисон останавливаются? Да, наверно, но только для тех, чья душа пребывает в таком же согласии со своим представлением о посмертных перспективах. Впрочем, такая душа может быть счастлива и в том случае, если посмертная встреча оказывается отложенной. И даже – если встреча с любимым существом не случилась в этой жизни. И даже при сознательном отказе от такой встречи.
А всё остальное – не более чем сказки…