Дело обстояло следующим образом.
В самом начале текущего тысячелетия некий филологический НИИ (кажется, литературоведения) обратился к участникам одного из киевских литобъединений с предложением сформулировать критерии «настоящей» поэзии общим магическим числом семь.
Когда через некоторое время стали подводить итоги, выяснилось, что определенная работа была проведена. Несмотря на вполне естественный разброс и расхождения, прозвучали дельные мысли, заслуживающие внимания. Не знаю, какова их дальнейшая судьба, а я хочу представить на рассмотрение плоды своих собственных измышлений на заявленную тему. Скромно замечу, что участниками дискуссии именно они были признаны наиболее универсальными и обоснованными.
По ходу работы я выносил «Критерии…» на предварительное обсуждение, и благодарен всем, принявшим в нем участие.
Особую признательность выражаю Татьяне Аиновой (Киев) и Александру Воловику (Москва) – их ценные советы, справедливые замечания и необходимые уточнения были учтены.
Итак.

Критерии "настоящей" поэзии

   Нижеследующие соображения являются определенной попыткой обобщения, носят субъективный характер и ни в коей мере не претендуют на то, чтобы быть исчерпывающими
   Дальнейшее изложение построено по принципу восхождения от критериев, носящих более частный характер, к критериям высшего порядка.

1. Уникальная точность, "единственность" словоупотребления.
Нет слов, которые вызывают желание их устранить, уточнить или заменить. Отсутствуют слова, которые производят впечатление использованных лишь для организации рифмы или ритмической поддержки стиха, то есть выполняющие сугубо техническую роль.
Востребована "генная" память языка, которая вскрывает неочевидные смыслы слов, но не становится назойливо эксплуатируемым формальным приемом.
Слова не называют, а вызывают. Как минимум – ощущения, как максимум – качественно новое состояние сознания и духа.

2. Естественное соответствие формы и содержания, их взаимопроникающая органичность.
Форма не диктуется содержанием и не порождает его, а возникает одновременно с ним. Следствием этого становится индивидуальная форма стиха, которая может быть более или менее традиционной или носить экспериментальный характер, но никогда не выглядит искусственно навязанной, "притянутой за уши". Форма не сковывает, а выявляет и проявляет скрытый потенциал поэтического высказывания.

3. Наличие индивидуальной авторской интонации и звукописи, которые становятся узнаваемым символом его поэтического стиля и передают индивидуальные особенности авторского мировосприятия – как в контексте отдельного стихотворения, так и в его творчестве в целом.

4. Динамическая доминанта стиха.
   Авторская мысль и используемая образная система не стоят на месте и не ходят по кругу, а непрерывно развиваются, видоизменяются, пульсируют в пространстве стиха.
   Важным является поиск новых подходов к преодолению линейности поэтического текста.
   Стих не сводится к пусть самой талантливой констатации, а обладает чертами поэтического исследования со всеми присущими ему атрибутами (постановка проблемы, гипотезы разрешения, не окончательность ответов и т.п.), которое производится методами, присущими поэзии.

   5. Текст затрагивает метафизические, бытийные (вечные) проблемы, внося нечто существенно новое в их постанову и/или трактовку.

   6. Текст обладает свойствами, имеющими непреходящую эстетическую ценность. При этом точно и тонко улавливается дух времени, если автор ставит такую задачу.
Необходимо учитывать, что подлинная ценность поэтического произведения может быть адекватно определена только в последующие эстетические эпохи, когда "актуальная" эстетика, господствующая в период написания, станет уже достоянием прошлого.

7. Истинная сущность произведения, принадлежащего к "настоящей поэзии", обладает такими свойствами, которые исчерпывающим образом не могут быть описанными никаким набором определений и критериев, в том числе и приведенными выше.
То есть известная "вторая теорема Гёделя о неполноте" справедлива и в этом случае.

Р. S.
"Вторую теорему Гёделя о неполноте" (если не использовать математическую терминологию) можно сформулировать примерно следующим образом: Относительно любой достаточно сложной теории, основанной на замкнутой и внутренне непротиворечивой системе аксиом, может быть высказано утверждение, которое в рамках этой теории невозможно ни доказать, ни опровергнуть.

Р. Р. S.
А вообще относиться к вышеизложенному совсем всерьез не следует. Все это — игры чистого разума, погрязшего в самом себе и слабо ориентирующегося в реальной действительности.