Сборник стихов Татьяны Аиновой «Игры света» выполнен в виде одной крупной развёрнутой метафоры: автор сама признаётся, что поэзия без развёрнутых метафор ей кажется плоской и потому неинтересна – и с этим трудно не согласиться.
Банальностью без боли будет сказать, что поэт владеет словом в самых разнообразных его проявлениях: так, в стихотворении «Когда я впервые проснусь не здесь...» во всех его строфах налицо комбинированные типы рифм: не здесь – гнездясь – грязь, сном – с ним – нимб, наврут – труд – утрат и т. п. И уже в следующем стихотворении – «Моему цветку» – алоэ предстаёт перед нами как «крокодил растительного мира со множеством хвостов и горечью в крови»: абсолютно точный словесный портрет главного «героя» – единственного живого существа среди предметов в квартире. Цветок ловит каждую микроволну из сказанного в его адрес.
В стихотворении «Банальность боль» Т. Аинова как бы лёгким движением руки показывает неискренность экзальтированного читателя, говорящего, что поэзия для него – боль. Аудитория действительно – дитя, если сблёвывает хохотом и растаскивает клочками памяти всё «лишнее»; индикатором же истинной боли принимаются только слёзы.
Далее – стихотворение «…и Маргарита». Метрический дольник с эпифорой. В нём переосмыслена пустота жизни Маргариты: «Мастер, эту женщину полюбите» в начале и «Мастер, эту женщину не подпускайте!» в конце, причём причина тому и другому общая! А «Памяти памяти» предваряется эпиграфом из пушкинского «Евгения Онегина» и в разрезе современной версификации имитирует онегинскую строфу. Хорей здесь как раз не нужен: пятистопный ямб с женской рифмой без альтернанса куда сильнее погружает читателя в медитативное состояние после укуса зубастой змии воспоминаний.
Сквозные, но при этом весьма ощутимые и осязаемые метафоры вроде «горизонты, границы, отсутствие их и другие миры – потому что насквозь», «поезда, и минуты, и змеи ползут, самолёты, и птицы, и крыши летят», «он выжжет нашу любовь за привкус приставки "пре" – за то, что она была иногда деяньем», «натурщик-аполлон, художницей убитый» просто вспарывают дерматиновые пачки стереотипных представлений о поэзии.
Стихотворения «Ночь моя – цветок клематиса…» и «У тех неброских, маленьких людей…» являются апогеем сборника – впрочем, эпатирующим только того читателя, который взял книгу Т. Аиновой случайно. Таковой не заметит, что «сердце пошлое, будто с карты черв» (а если червового туза перевернуть, то сердце действительно окажется пошлым) – это лист вьюнка, противопоставленный листу клематиса по сути, хотя и сопоставленный с ним по форме.
Особым пунктом следует выделить стихотворения «Ожидание – весна…» и «Пик / Вершина…». В первом из них рифмовка заведомо смещается на один шаг и затрагивает строку следующей строфы за счёт холостой 2-й строки текущей строфы, но в итоге всё равно замыкается катреном с двойным отступом по левому краю, и рифмы «становятся на место»; второе же – чисто графическая поэзия в форме горы, где от сконцентрированного пика энергия внутренней ткани стихотворения расслаивается своеобразной дельтой и образует, что ли, то ядро, откуда лава вновь течёт вверх – и оплодотворяет-таки небо.
Замыкает сборник стихотворение «Стихо-творение», знаменитое универсальностью прочтения фрагментов и их соответствующего восприятия. В книге Т. Аиновой «Вместо меня» в сноске к названию этого произведения отмечено, что при прочтении данных фрагментов в обратном порядке восприятие из пафосного может перейти в издевательское – и, возможно, автор изначально не задавался целью сотворить новый биологический вид тяни-толкая, но получился действительно качественно новый вид велосипеда – с возможностью полноценной езды задним ходом и функционирующий в разобранном виде.
В целом сборник «Игры света» отражает творчество Татьяны Аиновой (филигранное владение словом, умение разворачивать метафоры, полное отсутствие страха назвать вещь или явление своим именем). Это тот случай, который способен вызывать боль без банальности.