Бывает сурово и жестко -
никто никому ни к чему.
Но вдруг представляешь подмостки -
болоту взамен твоему
мерещится дивная драма,
где замысел вышний во всем.
В кюветах, канавах и ямах.
В пути, что к чертям занесен
снегами почти непролазно
и в людях на этом пути...
В ранениях сердца заразных,
которым нельзя зарасти...

Но радуйся - это красиво -
вот так, ни за что отгребать.
(Здесь цедит последние силы
плебейская тощая рать
твоих черепных тараканов).
Но радуйся - тайное дно
не манит к себе бесталанных.
Лишь тех, кому явно дано
умение чувствовать руку,
что дергает нити и бьет,
и в степень возводит разлуку,
и боль обращает в полет.

И ходишь помеченный знаньем,
что пьесу живешь неспроста.
(Носить это знанье, как знамя -
не книжку тебе пролистать)
Особая мудрость терпенья
похожа на самообман.
Но правда выходит из тени,
актеры идут по домам...
И в режущей яркости света
глубиннее виден провал
отсутствия замысла в этом
сюжете, где ты проживал.