Поздняя зрелость. Чай, абажур зеленый. Свет в свитке сердца. 1. Поздняя зрелость. В низкой бамбуковой хижине, крытой соломой, приютившейся в тени высокой прибрежной скалы, нависающей над домиком остроконечной вершиной, в маленькой комнатке живет мастер. В комнатке царит полумрак из-за того, что закрыты бумажные раздвижные рамы. Последний луч с трудом проникает в комнату, рассеиваясь в долгом пути в густой тени. Пол комнаты устлан циновками. На стене в глубине ниши старинная картина. Полумрак скрывает образы на панно, воображение домысливает то, что скрыто от глаз тьмой. Но, как живые, предстают внутреннему взору образы, таящиеся в глубине ниши, скрытой под покрывалом. Настенные часы мерным боем извещают о наступлении часа Пса. В полутьме четко виден силуэт. Черная фигура движется к окну с бумажным светильником в руках. Возле окна черный лакированный столик. Его поверхность расписана золотыми драконами. На столике стоит лакированная чашечка для чая. По ее краям бегут золотые узоры. Мастер подходит к столику, ставит возле чашечки бумажный светильник, зажигает огонь. В слабом неверном свете глубинным блеском выделяется в темноте комнаты золотая роспись на деревянных лакированных предметах. Большая часть волшебного узора, роскошного рисунка скрыта во мраке. Призрачные огоньки светильника пробегают по черной поверхности лакированного столика, отражаясь зеркальным блеском. Глянцевые блики, скользя веселыми ручейками по золотым руслам узоров, выхватывают из темноты лучи света, передают их тоненькими робкими полосками, мелькающими искорками, ткут золотой узор для покрова ночи. На очаге в комнатке клокочет котелок с водой. Мастер слушает клокотанье воды, сидя у очага на циновках. Звон горного ветра в сосновой хвое возникает в его представлении, он уносится мыслью в пространство горных высот, растворяясь и исчезая в мире, где парят лишь орлы. Вновь бьют часы на стене, возвращая ментального странника в реальность комнаты. Мастер снимает котелок с кипящей водой, заваривает чай. Мерцает запредельным блеском в слабом свете фонаря золотая роспись на чашечке. Отраженное колеблющееся пламя, очаровывая глаза, зовет душу к мечтательности, уводит в мир тонких настроений и призрачных грез. 2. Чай, абажур зеленый. Стоит мастер перед деревянной лакированной чашечкой, слушает неуловимый, напоминающий отдаленный треск насекомых звук, льющийся из нее непрерывной струйкой, любуясь глубинным цветом льющегося в чашечку зеленого чая, вдыхая его аромат. Слушает мастер беззвучную симфонию, исполняемую ансамблем из пламени и призрачных бликов, ручейками мелодии бегущих по золотым узорам лакированной чашечки. Переносится странник в мир грез. Уносится душа его из низкого домика, вырывается из-под зонта кровли, покрывающей землю возле хижины густой тенью; скользит меж деревьев сада, укутанных тенью от нависающей высокой скалы; вылетает к прибрежной полосе прибоя. Белой бабочкой кружится душа странника на лунной морской дорожке, ласкаемая прикосновеньями белых лучей. Мерцают лунные блики на поверхности спокойного моря легкой рябью. В изящном танце вьется бабочка в окружении белых лучей луны, очарованная мерцанием искорок, бегущих по лунной дорожке. Чары лунного света баюкают спокойное море. Под едва различимую мелодию лунной флейты кружится белая бабочка в мире призрачных грез. В комнатке при слабом освещении колышется в чашечке зеленая жидкость. Чашечка до краев наполнена ароматным чаем. Тончайшей струйкой переливается через край ароматная жидкость, растекаясь по черному столику. Колеблется пламя светильника. Возвращается из мира призрачных грез душа странника, его рука прекращает лить жидкость. 3. Свет в свитке сердца. На столике перед мастером белеет в слабом свете бумажный свиток. Рядом тушь и кисточки. Мастер разворачивает позлащенную белую бумагу, замирает, очарованный, следя за тем, как ее поверхность отливает золотом в неверном свете, постепенно ширясь и давая какой-то глубинный свет. Молниеносные вспышки этого света через большие интервалы подобны золотым крапинкам на лице великана, моментальными всплесками искр изменяющими выражение его лица. Белая поверхность бумаги мягко поглощает лучи, подобно пушистой поверхности первого снега. Крупинки золота, соприкасаясь с неясным светом фонаря, вбирают в темноте комнаты его лучи и вспыхивают на поверхности свитка, освещая пространство сильным, как будто из глубины свитка исходящим светом. То там, то здесь высвечивается золотыми вспышками каллиграфический узор иероглифов, черной тушью запечатленный на бумаге. Рука мастера чуть дрожит. Всё выстраданное им за долгие годы, вся красота, увиденная и накопленная в сердце, – черными иероглифами бежит по белой бумаге, вспыхивая время от времени золотыми бликами. Сверкает красота глубинным светом в свитке сердца мастера, высвечивая золотым сиянием тьму комнаты. Горит сердце мастера светильником во мраке ночи, новым светом озаряя путь руки по пространству бумажного свитка: Свит из света свиток сердца. В свите света радость ветра. Счастье сердца реять в свете, Расцветая белым цветом! 1.03.2006 (час Дракона – час Змеи). *памяти мастера красоты слова Дзюнъитиро Танидзаки – стилизация.
|