…А когда невозможное станет похожим на зло,
не на радость, не на воплощенье мечты идиота,
все равно проявлю о душевной квартире заботу:
я закрою ее на ключи, непонятно зело
для чего, ведь останется только идея замков,
зам[ыкающих]ков, замыкающих наши оковы,
только знаю: разбить их ни я, ни она не готовы,
хоть она и душа, ей положено, белой, легко
воспарять над землей, ни минуты не ведать земли,
ни минуты не ведать, ни часа, ни дня и ни года…
Но она уже знает: чуть-чуть этот мир разозли –
он ответит тебе невозможностью всякого рода.

Невозможное. Нет. Никогда. Ни за что. Не тебе!
Ты еще помечтай,  а на большее и не надейся.
Все желания – будто попытка немого индейца
доказать дяде Сэму, что прерия, горный хребет
и леса – территория предков не Сэмовых, а…
Впрочем, что объяснять: дробовик объясняет доступней.
Невозможное. Руки в крови, измозолены ступни…
Невозможное. Мертворожденное. Спи-отдыхай.

Но когда невозможное станет похожим на зло…
Невозможное зло – вот тогда и откроются души
и глаза заблестят, у таких безнадежных старушек
заблестят, заискрятся, и – вспыхнет родное село,
что стояло века, не меняясь ни на и ни над,
что давно заскорузло под ногтем грязнули-планеты,
вдруг – пожаром! закатом над пропастью! Все наши неты,
никогда, ни за что, невозможности – в солнечный ад!

Ведь когда невозможное… Только оно суть добро.
Невозможно добро без расплаты за каждую каплю,
Потому без него  и спокойней и проще, не так ли?
Хорошо без добра, – ты спроси у бездомных сирот…