Когда мне снова двадцать, добрый гений,
отмеришь над степною пустотой,
пошли штормовку с ромбиком Мингео
и допотопный ТОЗ шейсят шестой.

Пошли бесшумным остриём под сердце –
в безмолвье безымянного меня –
слепой закат, отравленный бессмертьем,
и паруса отхлынувшего дня.

Я выбираю голубые струны,
протянутые в ночь из хладных пойм,
где берег золотят сайгачьи струи,
стекающие в сай на водопой.

Я сам себя на водопоях этих,
где воды снисхожденья лишены,
в опасный час, когда стихает ветер,
с подветренной не знаю стороны.

Там часть меня в мирах непроторённых,
утянутая в розовый разлив,
сожмёт латунь тяжелого патрона,
решаясь оторваться от земли.

Но если ищешь ночи взмах над степью
сквозь бездны звёзд неузнанных окрест,
но если понимаешь волчьи тени,
скользящие во тьме наперерез,–

возьми себе
для лучшего побега
накат волны в предгорьях лунных лав,
воздушный змей,  
волшебный ромб Мингео, –
и штормовые рыжие крыла.