Последний зелот упал на сломанный меч.
Последний пророк глотает пепел и соль.
Ах сколько ждет впереди прощаний и встреч,
Открыта настежь для нас земная юдоль.
Ах сколько жаждет в ночи мечей и костров
Оплат за чьи-то долги в чужую казну,
Ах сколько будет о нас написано слов,
Чтоб к желтым спискам еще прибавить вину.
Нам столько козней вменят, вовек не раскрыть,
Нам ползать в страхе и лжи у барских колен.
Нас ждут кровавый навет и жалкая прыть -
Из гетто в гетто спешить, из пленников в плен.
Козлы отпущенья, толпа покорных овец
Из лавки скользкой мясной к другим мясникам.
Одно утешенье для всех усталых сердец,
Познавших плетку, пинки и выжженный Храм.

Впитали эти слова Крещатик и Нил,
Варшава и Бухенвальд, и каждый вокзал:
-Меня убьют, но я никого не убил,
-Я обескровлен, но крови не проливал.
-Я буду раздавлен, но совесть моя чиста.
И гордо ложились в оплеванные гробы.
Но надломился мир, разомкнулись уста,
Вновь стали зелотами пленники и рабы.

Коль дали свободу, так значит, меч и ружье.
Вернули страну, значит снова - по кругу - бой.
И корчится в муках совести племя мое,
За каждую гибель двойною платит ценой.
Не слышно пенья фанфар, бряцанья кимвал.
В газетах траурный креп и списки смертей.
Как страшно для тех, кто веками не убивал,
Убийство, даже в защиту жизни детей.
Добро с кулаками, огонь прицельный за свет -
Безвыходный лабиринт, насмешка кольца...
Разгневанный мир опять собирает совет,
Миру привычней жертвенная овца