Когда холодало и окна чужие желтели,
Хмелил,- терпковатый, на розлив отпущенный,- вечер,
За кровлями кроясь, залётные ангелы пели
Битловское что-то, - я был гениален и вечен.

Вцепиться, вдышаться, плющём неотвязным увить их, -
Навзрыд и навеки, врастая и не отпуская,
Но всё же: не вспомнить, а вам - и во сне не увидеть,
Какими судьбами меня подымала Сумская,

Какими стихами, да нет, не стихами, а - снами,
Не снами, а взрывом - вздымалось и по ветру рвалось
Ночей одиноких - отчаянно-чёрное знамя
Тоски и свободы... И всё это - юностью звалось...

...Там веяла - вечность... Там жизнь торопливо листала
Страницы пророчеств, сверяясь по судьбам и датам,
Там Гоголь, - вороной, - нахохлился над пьедесталом,
И крыши вгрызались в холодную мякоть заката...

...Прозрев, опознаешь - дворов обмелевших колодцы,
Слепых переулков фонарную жёлтую слякоть,
Но что остаётся? - о давние дни уколоться
И, в строфах протяжных, - былое бессмертье оплакать...

...Детей не пускайте - в бездонные каменоломни
Ночей одиноких! Забейте крест-накрест ворота.
С какою по счёту, - не знаю, родные, не помню, -
Я жизнью прощаюсь, - отныне и бесповоротно,

Но та была - первой. И - заново, сызнова, снова
Твердит, не сгорая, - над пеплом, что теплится еле,
Прозревшая зрелость, заложница зримого слова:
"Когда холодало и окна чужие желтели..."


1978-2003.