Прочь, нелёгкая, гони, да на велике! Я такой же, как они - только беленький. А крылатый дождевоз сыплет форинты, что с моих застывших слёз передёрнуты. А под этот куст малины царь ходил пешком: прототип его машины выглядел горшком. Но невыгоден мальчишке пешечный размен: ведь не царь он южно-чешский, а лихой спортсмен. Чернозёмные пейзажи - вековой грядой; целина с горчинкой сажи - поперёк и вдоль. Полигонами затоптан луговой покос, и роятся изотопы около колёс. Он по выверенной струнке едет не спеша - пахнет вдавленным рисунком ложе спорыша. Для него закон не писан; здесь как раз он - царь. Вот за ним-то, норовистым, ты и приударь. Базилики и свинарни на дыбы встают. От меня им персональный пламенный салют. Полноценного оргазма, видно, нет в меню, но не смей спешить с отказом, если догоню! Если прыгну я на крышу твоего авто, согласится стать нам рикшей бойкий дед Пихто. Я сапог твоих расплавлю полиуретан, три педали обезглавлю - и держись, братан! Но за мной следят, как рыси, сидя на скамье, тётя Мотя, баба Прися и мадам Курвье. Из каких они пивнушек, этносов и сект - я не знаю, но клянусь, что это - акс-эффект. Бабки дряхлые к врагу так не клеятся. Ни хрена я не могу без троллейбуса. Приговор был, словно нож - да по веточке: Для поэта - не рискнёшь, Юрий Деточкин? А уж если улыбнётся нам успех, то Шумахера я вздрючу под орех! |