За-умирание времени
стрелки срослись и сгинули.
Душу вели расстреливать
в ночь-темноту могильную.
Хватит скитаться – верными
доводами под рученьки.
В волю уже побегали,
новый плетется мученик.
Места под жерновыми ей
выделено. И вышло всё
так вот. И стал свет саваном.
Крестиком небо вышито.  
Между тремя часами по
солнцу исхода ясного.
Выпито ведьмино варево,
сказка моя рассказана.
Вышла вся – обезвожена
будто лимон в ладони я
соком стекла по кожице
в липкой земли юдолину.
За умиранием времени
тут же замкнуло лампочку.
В повести лет забелено
Строчка о встречи с мальчиком.

Пыль одиночества. Высказан
мыслей запал. Запасливым
дальше гореть – немыслимо.
Слабых, больных отбрасывать –
Лучшее сито – в саване.
Время стоит растрепано.
Стрелки ушли по самые
корни в шальное облако.
Веретено – по пальцам ли –
спящее королевство.
Ярким аортным глянцем –
принцы здесь не уместны –
Губы застыли – рваною
раной. И мякоть съежилась
словно минуты. Мало ли –
полночь на смерть похожая?

Между тремя часами по
вспоротому сознанию
и новым светом стучит в окно
завтрашний день. Осанна ли –
или безумец в степи вопиёт:
богово – дайте кесарю
времени нет. И какой – отсчет
стоймя стоят – надрезаны
лезвием ночи мои часы.
И от окна оторвано
сердце – летит. Секунды, сыпь
тикания бездомного.
Сверху сморю на мое окно
улиц рубахи плещутся.
Вымыто ночью земли белье,
И огонек мерещится.
Мне на ладонь упадет кольцо
города безымянного –
пальца - оковы. Мое лицо
светится незабываемо.
От полнолуния опьянев,
радуг уже не хочется.
И якорей моих нет нигде –
вольная полуночница.
Света игра. Отражение, блик
купол земли и неба
взаимоотсвечен от моих
глаз, уходящих в небыль.

И я бы летела так всегда –
границей зеркал зенита.
Но в пляшущем свете одна звезда
заплакала вдруг и сникла.
И стала искать, горизонты вскрыв,
как книгу молитв и песен –
меня. И стала кричать о любви.
Ох, быть той любви – и здесь ли?!
Но белым безумием вскинулась – слов
не стало. Молитвы – вышли.
Не стало ни зеркала, ни богов.
Остался лишь зов над крышей.
На боль из безумия, на немоту
протянутых нитей – вышла
душа моя снова к земле, во мглу
домашнюю. Снова – лишней
наверное, стала бы – между сфер
полуночи и рассвета.
Но где-то вверху всегда разглядеть
легко мне одну комету,
и вечно несется на срыв она,
не падая и не взлетая.
Горячая, любящая душа
далекая, но родная.

Между тремя часами по
солнца закату – вижу
в открытом окне поет ее
безмолвие. Мне лишь слышно.
И – потекли опять часы,
забились минуты дрожью.
Выше моих человечьих сил
любить. Но ведь кто-то может!