Личной жизни, слава Богу, никакой:
редактура, а теперь ещё и глажка...
Где он взялся, этот доллар, жгущий ляжку,
заменивший параноику покой?
Горько плачет мой придуманный двойняшка,
верболозной пробуравленный тоской.

Менестрель - без двух мгновений троглодит.
Ни за тем, ни за другим вы не всплакнёте.
Гений плача на стогривенной банкноте
это вам бездирективно подтвердит.
Он же самый - только в твёрдом переплёте -
скажет "будьмо!" - всё же местный эрудит.

Как ворон, я пересчитывал задир,
убегавших от меня весёлым стадом.
Их всё меньше было с каждым променадом,
но душа уже вступает в новый мир -
там, где Ярика поставить с Димой рядом -
это сравнивать Швыдкого с Билозир.

Снова в офис, где над блюдцами антенн -
ярославские мотивы балалаек,
ярополчища небесных пустолаек
и объёмный яроглазый гобелен.
Только даже в день Святого Николая
ничего ты не расширишь, кроме вен.

И мечтаешь, как отважный сукин сын,
разобравший базилики на каменья.
Просто не было команды об отмене -
и плывут по монитору через тын
синебрюхие глазастые таймени,
возвращаясь не спеша в Эльгыгытгын.

Очень скоро от редакторской грошвы
девальвация оставит мемуары,
а снега белее белого пиара
всеобъемлющим бинтом укроют швы.
Прав был ворон: лучший бизнес - стеклотара.
От Хабаровска до Таллинна. Увы.