Зонг Жанны д`Арк

Деревья навевают сны,
Но мне который год
Шум затянувшейся войны
Лесная сень несет.

И нет мне права на покой,
Покуда сквозь туман
Далекой ангельской трубой
Взывает Орлеан.

И от себя самой тая
Знакомый с детства страх,
Я знаю, что судьба моя
В древесных голосах.

Они мне говорят: «Пора!»
И предрекают путь,
Но почему же дым костра
Мне не дает уснуть?

Я у судьбы своей в долгу,
И уготован мне
Дом на далеком берегу
В небесной стороне.

Зонг жителей Орлеана

Об этой тайне трудно умолчать,
Она так коротка и долгожданна,
Письмо раскрыто, сорвана печать,
Сигнала к битве ожидает рать,
И этой тайне вестница под стать,
Которая зовется Дева Жанна.

Не прелая осенняя листва,
Страницы книг вздыхают под ногами.
Предсказанным набухла синева,
И радость ищет нужные слова,
Неутомимо следуя за нами.

И в городе, который медлил пасть,
Где знали лишь единственную страсть,
Как свечи в церкви, теплить ожиданье,
О славе и свободе говорят,
И Деву ждут, и не отводят взгляд,
Когда, свершая горестный обряд,
В дома заходят ужас и страданье.

Мы к встрече приготовились давно,
Мы украшали лилиями стены,
За все, что претерпеть тебе дано,
Прости нас, мы ответим все равно
За твой костер и за свою измену.

Зонг короля

Она сказала мне, что я – король,
Что власть, как кровь, в моих струится венах.
И был я неспособен на измену
Той, что мою заговорила боль.

И, крепко опираясь на ее
Доверчиво протянутую руку,
Я к власти шел – победных маршей звуки
Сопровождали шествие мое.

Потом она мне стала не нужна,
Судьба, как меч, не покидала ножен.
Дальнейший путь был неуместно сложен,
И сразу опостылела война.

Коронованьем положив предел
Всему, что дожидалось в  отдаленье,
Я дал согласье на ее сожженье
И осудить измену не посмел.

Но почему мне грустно и темно,
Горчит вино, подруги надоели,
И голос Жанны, не достигший цели
Врывается в дворцовое окно?!

Я ей скажу: «Прости меня, сестра,
Чем слабость, нет страшнее преступленья,
Но нет важнее права, чем прощенье,
И знаешь: нет иного назначенья,
Иной судьбы у твоего костра».


Зонг герцога Орлеанского

Сердце заковано в латы.
Я не привык вздыхать.
Пурпурный стяг заката
Божья вздымает рать.

Жанна, поскачем рядом
По торной тропе судьбы.
Нет нам иной отрады,
Чем услыхать из сада
Зов далекой трубы.


Пленение Жанны

Король коронован, душа смятена.
На донышке кружки лишь капля вина
Осталась, и значит – пора отступать,
Глядеть с удивленьем в небесную гладь,
И в плен под Компьеном попасть, а потом
Свой путь завершить не мечом, а костром.

Ни битвы, ни раны, ни скорби друзей,
Лишь бремя руанских немых площадей
На душу возложено, словно венок
Терновый, и, кажется, милостив Бог
Ко мне, и счастливые видятся сны.
Они ожиданьем исхода полны.

В них синее небо и белый чертог,
Всех странствий земных долгожданный итог.
И там, на рассвете, встречают меня
В сиянье бестрепетном вечного дня.


Жанна в тюрьме

“Я не проживу и года...”
Жанна за 8 месяцев до казни

Научиться писать‚ чтобы свой подписать приговор.
Ветер запахом странствий наивную душу тревожит.
Меньше года осталось‚ по капле отмерен позор‚
И не вытащить меч из испытанных временем ножен.

Лишь деревья шумят, отмеряя конец торжества,
Как когда-то они отмеряли почет и удачу.
Но на душу мою только Голос имеет права,
Где победная песнь с погребальным сливается плачем.

Только Дерево фей, как далекое море, шумит,
Только дух, словно птица, по райским деревьям тоскует.
На дороге к Руану нездешний посланец стоит,
И нездешние ветры о смерти моей повествуют.

Знаю, гость на пиру должен чашу испить до конца,
И на дне я свой жребий читаю, как в книге Господней, —
Без меча и штандарта вступая в пределы Отца,
Я  свой путь не кляну, и я знаю, что будет сегодня.

Тихий звон донесется с покрытых туманом полей,
И тюремная ночь развернется, как свиток знакомый,
И на путь мой последний наставит меня Моисей,
Путеводным столпом по безводной пустыне ведомый.


Руан, костер

И течение рек, прихотливых и нежных, как будто
Нет страданья и страха, надежда‚ как праздник‚ томит,
Как кувшинка в воде, распускается тусклое утро,
И последнее бденье сегодня душе предстоит.

Почему же во сне избавленье обещанным мнилось?
Сон был сладок  и прост, и в святые обители вхож.
После казни в Руане сожженье считалось за милость,
И деревья на площади била холодная дрожь.

В это тусклое утро мне память дана во владенье, —
Пахнет смертью и дымом, и значит воскреснуть пора,
И, трех дней не дождавшись, душа на свое воскресенье,
На заоблачный щебет, как птица, летит из костра.