Не поняла меня хвалёная нейронка:
сфабриковала что-то вроде миража,
а я заказывал взрослеющего львёнка,
что мчится с ветром, вымпел гордости держа.

Он должен был сиять агатовой обманкой,
освободив из зоопарка свет машин,
и где-то там, где отвыкает киснуть манго,
для стрел и перцев заточить карандаши.

Изобретение для детских сатисфакций;
ну, может, максимум – тинейджерских утех.
Мне надо было в том домишке оставаться,
где львята снятся керосинной темноте.

Мочалкой гривы вроде что-то и сметает
туман с периметра подмятого окна,
и во все стороны летит вода святая
из-под щетины подвижного шатуна.

Но попроси кого-то выдать, что он видит –
фитюлек много, а конкретики – фонарь.
Кина не будет, если пролит проявитель,
хоть век для жевжиков на шару вебинарь.

Нейронка добрая: могла и вражьи шузы
нарисовать на трёх педалях (также три).
Могла и львёнка, но с таким огромным пузом,
что впредь траву на сон грядущий не кури.

Наклацал кадров для мышат «Зенит» олдскульный –
лежит, трудяга, отдыхает в гараже.
Уже неясно, где собаки, где косули
на тех картинках в чёрно-серое драже.

Рук всё же три у незнакомого поэта.
Они в ответе и за газ, и за маяк.
И как сигнал идёт к рулю от эполета –
вон расшифровка. В лунных бликах на буях.