Каждому Богу фанатик
в спину вонзить может нож.
Так в Ленинграде Данаю
черный мессия нашел.

Недоглядела охрана…
Смертный дошел до черты…
И запузырилась рана
от пузырька кислоты.

Дар кропотливой работы
стал в одночась, как мазня.
Не золотой – а кислотный
дождь на Данаю лился.

Восстановили, я знаю,
облик – до крошечных йот.
Это уже не Даная,
это подобье ее.

Нервы – сочувствия невод.
Вспомню Данаю не раз:
сколько таких же шедевров
может однажды пропасть!

В залах, где дышит затишье,
лепка и скрип половиц,
страшно… Здесь, может быть, Шишкин
жертвою станет убийц.

Шишкинский мир смолянистый
дорог и люб оттого,
что вижу Пущу-Водицу
отрочества моего.

…Мама с лукошком плетенным,
рядышком – я и отец…
Где же ты, вечнозеленый,
вечно душистый мой лес? --

Вырублен наполовину,
отдан ворью под застрой...
…Будто бы в эту картину
кто-то плеснул кислотой…