На крышах – несмываемая копоть.
Здесь, во дворе, что был когда-то чист,
рос молчаливый серебристый тополь,
скрывая, почему он серебрист.

Лишь иногда, в союзе с ветром рьяным,
приподнимал он темные листы
и обнажал их млечную изнанку
в серебряном свеченье наготы.

Не зря изнанку листьев тополь прятал –
не всем она казалась серебром.
И странная запомнилась мне пара,
в тени двора скрывавшаяся днем.

Она – стройна, подвижна, Он – калека,
Афганистана дальнего герой.
И сплетня – слепок злобы человека –
как слепень, их судьбы сосала кровь.

Старухи нашептались: «Недотрогой
Она была, держалась, как Звезда.
А в день, когда вернулся Он безногим,
сама пришла к Нему, сказала: «Да!»

И вот сиделкой стала молодая,
и ходит за беспомощным за Ним,
и мучится бедняжка, и страдает,
уйти стыдится – потому и с Ним».

…Не унижайте чувство словом «жалость»!
Как лучик сострадание блеснёт –
вы верите еще, что эта малость
разбудит реку и растопит лёд?!..

Забывши глупых слухов наглый топот,
я по двору бродила вновь и вновь
и верила, что, словно нежный тополь,
и мне откроет суть свою Любовь.