Где какая собака – Иветта, Лизетта, Мюзетта –
одноликие, блин, как драже сулемы под ракитой.
У меня трассировка одна – от стола до клозета,
будь среди этих копий хоть собственной писькой Бавкида.

Их действительно много. И лай без прикрас однотипен.
Как соседский слепыш различает их по педикюру –
вставь мне палку в разъём для канюли – не знаю; хотите –
помечайте оранжевой тушью их плотную шкуру.

Я один – несмотря на отсутствие пышных регалий.
Помнить каждую морду и мордочку – сами потейте.
Эти комья кутятины сплошь меня подстерегали
там, где тачки крутые сынкам отдают за копейки.

Но в душе я – дорожный певец, а не филькин кинолог!
Извели обоняние, что ли, инспекторы нюха?
Под мои резонаторы строится эхо в киннорах
ураганом гречишной пыльцы и лебяжьего пуха.

Семьянинам чуть легче. Собаки от них отступают
со своими «алло», «у-лю-лю», «блю-блю-блю» и подобным.
Ты гляди – о незыблемом времени просьба скупая
не по рыцарям злого пера: по одним примадоннам.

Вот была бы Каштанка с площадку обзорную холкой –
я б её оседлал и понёсся, сметая жандармов,
в заливные луга пасторально-балладного толка
по тугой сквозь лохмотья тумана стреле безрадарной.

Прирождённый ездок без коня – не Житомир без Крыма.
Здесь скорей ампутация ног с омертвением клеток.
И прогулка верхом на дворняге была б ощутима
в чуть размытом генплане дождей акварельного лета.

Отыскала б другую жилетку пятнистая мелочь,
под когтями горячими путаясь шерстью да лаем,
и реакция всех окружающих «Всё ты умеешь!»
улетала бы в пыль, как про окна докучливый флаер.