Оно уже скисло, как давний компот,
а птицы уверены, будто вот-вот
появится на горизонте, едва позавтракав,
бывалый развозчик припудренных слив –
подтянут, пристёгнут, но так же смешлив,
как в годы форы Крещатика перед Салтовкой.

Осенней инерцией тянутся дни
без громкой конкретики и беготни,
оставив проблемную юность со всеми загвоздками,
а всё, что удерживало коней
в разрыв-деревие да в плакуне,
само уже девять лет не держится в воздухе.

Считайте, что был этот ламповый кадр,
где то ли Хайвей проступал, то ли МКАД
сквозь тихий оркестр повизгиваний отрывистых.
Я тоже поверю, что гнал по лугам –
единожды, но – как большой хулиган,
пока не наткнулся на столб и красную вывеску.

Тут смерть репетирует каждый отбой:
молекулы соли бараньей толпой
по венам прут с каждым добрым утром враждебнее,
тогда как подъёмы по этим утрам
по данным тонометров и гистограмм
никак не похожи – хоть плачь – на перерождение.

Спасибо ребятам, пытавшимся мне
продать километр по ноябрьской стерне
за стоимость кенгурухи осенней потрёпанной –
реакция серы на кремний прошла.
Про новые секта вещает тела –
я тихо вздыхаю, осознавая, что врёт она.

Пусть даже из уст кандидата наук
бесспорная истина, словно паук,
опутает выкравшее мечту насекомое, –
меня даже в фильм на мальчишечью роль
возьмёт только знатный общественный тролль
под спёкшимся соусом немощи насиликоненной.