Экс-чемпион по охмурению малявок
лежит пластом, не различая блох в малявах,
да и они, чуть разобравшись, с чем их ели,
избрали более серьёзных молодцов.
От каждой мысли, песни, жрачки отвлекает
ходьба по-малому со шлангом и кульками,
а ведь каким цветным драже мелькали цели,
когда вертел в руке он гибкое лассо!

Плита и стол – как у горюющей Федоры.
Обои сыпятся от смеха фитофторы.
Служанкой барышня одна намеревалась
при нём остаться, но вкуснее был Брюссель.
И кем бы выглядел он, крикнув прачке «Дура!»,
как будто умной должно выйти за маньчжура
и ждать рассвета средь песков, как оборванец?
(Мне ль вспоминать, что человеком движет цель…)

Я на другое годы лучшие растратил.
Никто не понял, как мне больно в концентрате
бульонной соли заграничного притона
комдивских жаб, на две машины несмотря.
Примчал трамвай меня в депо ангедонии;
от мозга к пяткам передачи ременные
открыто рвутся, как подтяжки из картона
у перетрахавшего хлев богатыря.

Побереги же мякоть щёчек росянистых,
модельный парень с правом штатно разлениться!
Простата – дело восемнадцатое, если
прелюбодействуют лишь кошки да планктон.
Успеешь высохнуть: оно не запылится.
А нынче б свежести – да в рост баскетболиста,
покуда сложены в качающемся кресле
пенсне, тонометр и настольный бадминтон.