мой двоюродный брат сказал: «ну в профиль ты еще ничего так», хотя его никто не спрашивал, что он думает о моей внешности, но он не преминул высказать свое мнение в начале девяностых у нас еще ничего не знали о бодипозитиве, так что я, скорее, даже обрадовалась, восприняв это, как похвалу как слова одноклассников относительно моих ног (тогда у нас еще не знали слова «объективация», но что-то мне в них не понравилось, я начала носить длинные юбки) это чувство, словно состоишь из каких-то разрозненных частей механизма (тогда у нас еще не знали слова «расчеловечивание», хотя, может быть, знали, но не в этом контексте) в конце концов, мы читали сказку Одоевского про Невский проспект, «Песочного человека» потом думали, что капитализм расчеловечивает всех потом думали, что у нас слишком мало денег одни знакомые спрашивали: «когда ты выйдешь замуж?» другие говорили: «замуж – это неважно, главное – родить ребенка» третьи спрашивали: «какая у тебя зарплата?», мама говорила: «хочу внуков» принадлежит ли твое тело тебе в контексте производительности труда депрессия накатывала волнами (тогда у нас еще не знали слова «мдп», хотя, говорят, его уже переименовали) я не знала, почему сил всё меньше, а тоски всё больше, грустила из-за своей неэффективности, всё время хотелось спать нет, я не стала более эффективной, но перестала об этом думать мой двоюродный брат стал дипломатом в Ирландии кстати, так и не женился – наверное, мало кто готов терпеть комментарии о профиле и мытье посуды (тогда мы не знали словосочетания «посудомоечная машина», на каникулах грели воду из колодца на газовой конфорке), но в таких случаях говорят «не встретил своего человека» |