с тэгом “старость”
В каждой неслабой доле,
В мокром ее подоле,
Видимо, на пределе,
К середине недели
Назревает пространство
В рифму к минутной страсти-
Времени с тэгом “старость”,
Те, кому не досталось
Черствой горбушки года,
Дуют тайком на воду,
Делают шаг украдкой...
После горчат в тетрадках
Омуты многоточий.
После вздыхают: “отче” –
Переходя на птичий,
Скользкий блюдя обычай,
На воровском наречьи:
“Пей” – говорят – “за встречу”-
Хрипло, хмельно, печально, -
В Гатчине ли, в Градчанах,
В мыльных слезах перрона
Где на ветру перо нам
Уронила на счастье
Белой, вороньей масти.
моя Кармен
Ты так смотришь, моя Кармен,
Что от слов уже пуст карман
Эти губы белей чем мел
Никого не свели с ума -
Не роман, а так, боевик -
Роковое, слепое зло.
Помнишь площадь в извечный миг,
Ту, где тощий обычай-бык
Наступил тебе на крыло?
И полощется на ветру
Платья пламенного обру...
И за тянцем тоску убью,
И от ран своих не умру.
И не кровь в песок - карамель,
И не страсть, а пустая месть.
Но кторую ночь сквозь смерть
Ты так смотришь, моя Кармен.
Избегнув патоки...
Мы за ценой не постоим -
Мы горько промолчим за сценой.
Полынной лексики абсцентной
Беду раскурим на троих,
Когда один, но не как все,
Избегнув патоки поточной,
Выходишь в ночь нелетной точкой
По оголенной полосе.
Сквозь строй веков хмельных коррид
Быком рванешься в кругосветку,
Махнув оливковою веткой
На зависть Сцилл и злость Харибд,
Раскрыв под проливным зерном
Больное крылышко цикады,
И растворяясь в пиццикато -
Расстрелянном и неземном.
Високосный
Так легко сквозь дюран-дюраль,
В варикозное расширенье,
Вытекает из рук февраль,
Високосный от сотворенья.
Высоко ли тебе, мой друг,
Захлебнуться нелетным жестом –
Ускользает февраль из рук –
Поминутно, остробюджетно.
Помяни его, имярек,
Каждой драхмой за перевозку -
Кому велено не сгореть,
Тот затопит по уши воском,
Невесом, в неземной коре
Ляжет тенью ли, отпечатком...
Но по горлу прошел надрез
И под сердцем лежит взрывчатый
Четко взведенный механизм -
Ржавой мантрой ночного крана -
Оглянись же в март, оглянись -
Заклинает - Пока не рано.
янтареныш
Зареванный янтареныш,
Пригревшийся на запястье,
Слезой твоей озаренный,
За плинтус чужого счастья
Соскальзывает весенний
Миг, сладкий, тягучий, томный,
На (Блок там или Есенин?)
Забытый в неспешке томик.
Ты будешь прощен во вторник,
И как-то, под воскресенье,
Отправишься спать в котомку
К раскрывшимся вербным серьгам.
И будет утро жестоким,
Палящим и янычарным,
А день - как солдат, нестойким.
Но вечер будет янтарным.
Hа бабочке...
Hа бабочке пороховой,
На шелковом, взрывном акриле,
Мы, неизвестно для чего,
Отбрасываем тени крыльев,
И, разбивая витражи
Ее фасеточных оргазмов,
Тупыми лепестками фразы
Вскрывая воздух раз за разом,
Как те, консервные, стрижи,
Кружим над рожью спелой лжи,
Над жалобой узкоколейки,
Куда в листках блокнотов клейких
Больная память каждой клетки
Стремится из последних жил,
Своих сбивая и чужих
В один горячий, детский выдох.
Но, у доски иных не выдав,
Стираешь имя на крови до
Трех вечно взведенных пружин,
И снова, мертвый но живой,
Глядишь отчаянно неловко
Вдаль, оседает пыль веков как,
Стерильной радугой осколков
На бабочке пороховой.
Тишиной фараонов
Страсти по невыеденному яйцу
Застревают меж строк на безжалостно ноющей ноте
В этот призрачный дом не приносят вино и мацу,
Здесь темно и давно порубили хамсин на хамсу
И обломанных перьев птенцу не считают на взлете,
Отекая шипением зелени, десны небес.
В этом доме мне бешено... бережно не по судьбе:
Говоришь "не убей" а выходит "не сбейся с дороги"
Из оконного блюдца смеется, копеечно бел,
Умирающий свет, и, потрепанный как воробей,
Окунается день в воспаленный закатный рубец.
Отдавая рубеж - на орехи тебе, на уроки -
На слепые ожоги песочного небытия.
Это в Нилах твоих распускается медленный яд.
Это рабская память уносит, уже не таясь,
Нас в корзинке плетенной.
И опять в ожидании казней агукает мир,
Удивленные руки, как радуги заломив,
И склоняется солнце над ним, раздвигая камыш,
Тишиной фараонов.
лестничное
По лестнице, ведущей в не...,
По чьей беде-судьбе-вине
Мы рвемся изо всех корней
В туннель мелодий
Чужих сердец, чумных огней,
Прогорклых истин в злом зерне,
Подозревая, что конец
Уже на входе.
Ведь, как сюжет ни проверни,
На лестнице, летящей в ни,
Где разгорается как нимб
Заря сырая,
Где в Нил расплавленных чернил
Толкают черновые дни
И с мясом сорные страницы
Выдирают,
Я память о тебе храню
На лезвии, входящем в ню,
Между четвертой авеню
И третьим шейным,
Когда споткнусь, уткнусь, прильну
К ступени, падающей внутрь,
Не принимая тишину
За тень решенья.
И лишь взбесившийся звонок,
На лестнице скользящей в но,
В веретено немых кино,
Сквозных пролетов,
Скелетов черно-белых нот,
Секретом недоспелых снов
Одернет полог неземной.
Там тают соты,
И застывают времена
На лестнице, текущей в нас.
внезапное
Умирай, говорят, сразу в рай -
Сэкономим на панихиде.
Сколько легкие ни марай
О затравленный вдох и выдох,
Сколько байками ни корми,
Не примеривай волчьи шкуры,
Не прослыть тебе, дуре, дурой,
Не коптить тебе меж людьми.
Так что сразу ходи с ферзя
Да с ладьи пригуби соленой.
Не гляди ты вниз так бессонно,
Полу-ангел, полу-ворона,
Мы небитые - нам нельзя.
Вертикаль
Вертикаль-моя-радикаль,
Край неясный и непочатый,
То ли в сердце зудит "тикай",
То ли в пятках.
Где квадрата черней дыра,
Самолетик ковра над крышей,
По пути в рай-ад-мини-стра-
тили все, кто выжил.
Всем, кто вышел в крутой астрал
Из грудной и безумной клетки,
У ворот рай-ад-мини-стра-...
Раздают отметки.
Разьедает покой и ржа
Скрип нарочных чумных качелей
Если мяса не ел с ножа...
Гул затих вечерний...
И никчемный смешной урод
Кляничт пропуск на пир небесный
То ль у райских пустых ворот
То ль у бездны...
Бог мой, Босх...
Бог мой, волк мой,
Не рвись из груди, погоди,
То ли высь позади, то ли лес впереди
Погляди-ка в какой он капкан угодил -
То ли дочь завалил, то ли дичь,
То ли вой, то ли дым, то ли в поле следы,
Бог мой, вол,
Прижимая, как жилы, лады,
Упирается в небо рогами до дыр,
До паденья учебной звезды.
И чужая беда, говорит ему "да".
Бог мой, воск,
Суматохой залив города,
Застывает по кромке непрочного льда,
Где то кровь бьет ключом, то вода
Закипает в истошный изношенный вихрь,
Бог мой, Босх,
Переходит на "Вы" как на визг,
Накрывая ладонями горных лавин
Боль молчания нашей любви.
непричесанный стишок
Сама себе и инь и янь,
И вечность и изъян,
Твой верный ад - от а до я,
Весь путь из я в не-явь,
Сквозь сорный сад, где яд и ямб,
И шелк, и розы по краям,
И дым, и пепел воронья,
Где вновь, сама своя,
Примерив сто чужих рубах,
В прокрустовое "не судьба"
Ложусь принцессой на бобах
С улыбкой на губах,
И разбиваю янь и инь.
И, разливая взглянь и синь,
Мир так осколочно красив,
Что господи спаси.
Кто...
“ And who by fire, who by water,
who in the sunshine, who in the night time,
who by high ordeal, who by common trial,
who in your merry merry month of may,
who by very slow decay,
and who shall I say is calling? ” L. Cohen
Кто совсем не вернется,
Кто птицей в почтовом пальто
Над расплавленным солнцем
Зажжет поминальный бутон,
Кто останется там, на потом,
Кто без лишних эмоций
Между граций и лоций
Ложится под смысл, как понтон...
Мы взбегаем взахлеб по нему
На полночный причал,
Pазгребая сгущеную тьму,
Что как кровь горяча,
И уже ни вскричать, ни смолчать,
Ни строкой захлебнуться,
Кто совсем не вернулся,
Нас вечно качать на плечах
Будет. Медленный берег
В заплечный туман положив,
Дальних гроз и истерик
За пазуху спрятав ножи,
Мы выходим в открытую жизнь
Из запетых Америк
На отчаянной вере
В чужих парусов миражи.
И сбиваясь то с галса то с пульса
На точку-тире-тишину,
Как Кусто меж акул,
Соблюдя не свою глубину,
Мы не ляжем на курс, но в волну
Чтоб тому, кто вернулся
Из соленого сна
Путеводной звездой подмигнуть.
свет-в-свет
Обид, побед, парадов планет,
И прочих непрочных тем
Важней идти за тобой свет-в-свет,
Лететь за тобой тень-в-тень.
Продрогший день слепотой хорош
Подкожного от-и-до,
Когда я смотрю на тебя нож-в-нож,
Скольжу сквозь тебя дождь-в-дождь,
Фартовой фишкою в казино
Не вспомню о том сама
Как, прожигая мечту ночь-в-ночь,
Ложимся на стол масть-в-масть,
Чтоб вновь остаться наедине
В чужой мировой войне,
В которой мы пали стеной-к-стене,
Но встали спиной-к-спине,
Губами серыми шевеля
В том глухо-немом кино,
Где воздух-воздух, земля-земля
Давно ушли из-под ног.
* * *
Человек в живой природе,
Из народа, при параде,
То ли бредит, то ли бродит,
То ли радость, то ли радий
Достает из недр широких
(То ли Волга, то ли Припять),
Он уже в конце дороги
И, конечно, хочет выпить -
То ли с сердца замираньем,
То ли воли поглощеньем
Он следит за номерами
В ореоле трех значений,
Не предписанных диктантом
Силе злой и запредельной.
И выходит. Арестант.
Вo дворик кафельный, отдельный.
осенняя забывчивость
Я пришла к тебе с ответом,
Ну а ты остался с носом.
В мире было столько света
Для незаданных вопросов.
Так легко сплетались тени,
Ветви, взгляды, мысли, темы...
Я как лист к тебе влетела,
А ушла без сожалений.
Это с нами не случилось
В золотую увяданья
Пору. Солнце просочилось
Каплей меда из миндальных
Глаз, но ртутной лихорадки
Все еще не предвещало,
И украдкой из тетрадки
Вырывая обещанья,
И пуская их в закатный
Шторм, в заоблачные волны,
Я пришла к тебе. Когда-то.
А зачем - давно не помню.
осеннее настроение
Снимая кучевые облака,
Как пенки с августейшего варенья
Опереженщина, роняя оперенье,
Стоит, полупрозрачна и легка.
Сжимает побелевшая рука
Давно не существующий передник,
Звучат шаги в изношенной передней
В тревожном ожидании звонка.
Он не звонит уже не первый век.
Сентябрь настороженно и робко,
Как уголек неразожженной трубки
Гуляет по некрашеной листве.
Кто вспомнит как он смотрит сквозь нее
Который дождь на голые деревья,
Где больше ни жар-птица, ни царевна
Не прилетит на ржавое жнивье.
И говорит: "Любовь моя легка", -
Вздыхая просветленно и печально.
А ты опять склоняешься над чаном,
Сминая кучевые облака.
Cтилизация под гитару
Это, правда, все сказки на Хануку
И не выгорит масло в горшках никак,
Это память в канавах да синяках
Мне закатывает рукав.
И петляет след по пленке лунной
И горючий свет щекою бранной...
Ах, конфеточки да бараночки,
Ах, дорога нам самобранкою -
Где по гильзам, там по рельсам
Сколь ни вейся, все в Освенцим,
Эй, товарисч, метче целься
В Марту, Ривку, Марью, Эльзу,
Чтоб по звездам, как по гильзам
Мату, Йoзефу и Нильсу
Выверить другое сердце,
Понадежней аусвайса -
Тут скрывайся-не-скрывайся -
Выдаст скрежет злой и ржавый,
Сколько мать их ни рожала,
Все не жалко для державы.
Эй, задай, товарисч, жару,
Чтоб по звездам как по рельсам
Ни одна не убежала...
Это, правда, все сказки на Хануку,
Это масла горячая капелька,
Да свечу на пустом полустаночке
То ли Магда зажгла, то ли Аннушка.
танцы
Эти танцы на костях
На разрыв аорты струнной.
На запретных скоростях
Открываются лакуны.
Из запечных очагов,
От заплечных воспалений
Боль намоленных коленей
Не доходит до мозгов.
Наши игры в итого
Из непройденных столетий
С недолетных берегов
Подбирают наши дети.
Но взбесившихся секунд
Боевая лихорадка
То нахрапом то украдкой
Краткий стачивает курс.
Бескультурного родства
Не приемля и не помня,
Так идем толпой бездомной
От звезды до Рождества.
Выбор
Выбираю вымирать,
Вымарать себя из текста,
В несюжет про теле-тесто
Усвистеть из-под пера.
Как гротескная гора,
Убежав от Магомета,
В брызгах пирровой победы
Выбираю проиграть.
Чтоб когда на третий храм
Лягут золотые тучи,
Выпасть в мир дождем проточным,
Лечь ступенькой в черный рай.
Год огненного петуха
Пусть доведет
не до греха,
Но до вершин необычайных.
Забудем страхи и печали
И просто тяпнем коньяка.
Год золотого петуха,
Нам крыльями не шамахань.
Конец у сказки был хреновый,
Но мы начнем писать по новой
И скажем - это чепуха.
Хватило б только коньяка. |
