Мой златоглазый вождь, серебряная крыса,
веди в безумья зал.
Мне странно в недрах сих. Здесь замысел Париса
до Трои дозревал?

Здесь Босх увидел ад? Здесь мелкий бес печальный
эФ. Сологубу шлифовал перо?
Здесь черный гений По летал над ним ночами
и каркал: «Nevermore”?

Здесь ночи Эверест снов облаками дышит?
Здесь солнце по лучу
поэты спрятали, чтоб защищаться, слыша:
«Пора идти к врачу»?

Сюда ветра несут с каспийских хлябей мозг наш,
как Гоголь замечал?
Язык ли здесь спросил: «Войти к вам снова можно?»
Но Батюшков мычал.

Не здесь ли слух собрал, отрезав мочки уха
подсолнухам, Ван Гог?
Мой златоглазый зверь, веди меня до стука
вопросов об порог,

не оставляй меня – хоть я почти скатился,
но держит смысла цепь -
толста прочна, скучна. Привычно я вцепился
в неё – грызу, нелеп.

Молчу (в пещерах сих так тишина вольготна!)
И пусть раскрыт мой рот,
но знать как сладко, что мысль из него так рвотно,
как там - не упадёт.

Все ниже... знаний труп привычно корчит рожи...
Звени, мой поводырь,
звени, вергилий мой о том, что ты не можешь
сказать - глубок как мир!

Там, где сверкает ум фальшиво вечно пошло,
нам больше места нет.
Смотри: в обнимку спит всё будущее с прошлым,
свой излучая свет.

Здесь в пустоте пустот рисует "до" и "после"
на ткани снов твой взгляд.
Не оглянуться б, коль бесплотен звуков росплеск,
и нет пути назад.

Ты поднялась ко мне в глухие дебри смысла,
где плоть во всем права.
Теперь – звени к себе, серебряная крыса.
Веди меня, строфа.