Жил себе парень, в игрушках и музыке тонок. Плавал со стаей медуз, но боялся болонок. Мчал, не стыдясь габаритных огней на мизинцах, грезя барашка вручить одинокому принцу. Он ещё ночью светился – адсорбция, видно, звёздного крема тонального кожей фосфидной. Волосы были то алыми, то золотыми – с кем не бывает в рассветном клубящемся гриме? Но – кто ж простит тебе, золотце, внешность шпиона? Парень летел над ложбиной, весной опоённый, слыхом не ведал о фишках Украшки и Рашки… Видит – траву ароматную щиплют барашки. Штык или нож отрезает тебе главный мускул – разница лишь в толщине костной ткани моллюска, плававшего вместе с инореальным тореро; бац! – и Земля стала мёртвой. Почти как Венера. Хочет смахнуть он с плеча чей-то старческий локоть, но, если воздуха нет, – бесполезно аллокать. Путь расстелился, огонь загорелся зелёный – выскользнул сбитый пилот из ослиной попоны. Принц со своим пониманием чувства свободы в снах не прикидывал, как можно лоб в электроды ради контроля над хобби и кредо засунуть, после игрушек приняв геморройную юность. Край, где потёрся о землю бескрылый упрямец, вскоре залил по верхушки колосьев багрянец – сочный, густой, как бульон из пионов с кизилом! Может, волна рагулизма ничем не грозила, только инстинкт сохранения личности в теле – страшная штука, когда умолкают свирели. Так что, глуша горихвосток своей марсельезой, не превратите романтика в головореза. |