Самсон Г, о! – что ж ты бросил меня,
да с меня порой сползает фигня,
а порою – и фигня-ахинея,
почему же от себя отлучил?
Я Самсона видеть Пашу учил!
А теперь я без тебя онемею.

Погляди,  дивноязыкий, окрест -
водрузил  кто на Кричевском свой крест, -
иль меня от Паши не отличили –
тех уж нет на мне ль,  далече ль. Вот так.
Умер их духовной сущности знак.
Их и звуки и слова все почили.

Паша – да, порой бывает не крут,
он меня так часто просто верть-круть –
как юлою управляет, но я ведь,
так живу, Самсон Георгий. Сейчас
я счищаю с Паши прений намаз,
прочь сбиваю филологии наледь.

Вот однажды он грамматику взял,
и улыбки заискрился оскал,
мордой ейною мне в харю стал тыкать.
Но не выпил я молчания сок,
не забрался в жизни рваный носок,
и по-прежнему вяжу своё лыко.

Утром я зову  процедур
стайку – спайку Пашиных кур -
извлекаю с мелковатой гортани
песни, да, - его глубинной души
и учу их так: «Дыши – не дыши».
Глядь, а может, до меня и достанут.

Блинский люлик, о Георгий Самсон
(это я так выражаю резон,
ты не люлик - это вводное слово),
я же певал с тобою, Юр, в унисон!
Хочешь ты сказать - это сон
был и сплыл и мы не спесемся снова?

Мне порою одиноко во рту -
зубы пищу всё жуют, на ветру
жизни – Паша обо мне забывает,
но, Самсон, о! – заострились края
бытия и ими воздух кроя,
тебя вспомнить о себе призываю!