Радуга на потолке, и на радуге бабочки –
помнится, но почему-то ни с чем не рифмуется.
Некогда, надо вставать и на хлеб зарабатывать,
и невозможно избегнуть процессов старения.

Так не бывает, не с нами, не в здешней истории –
радуга на потолке, да еще эти бабочки.
Стыдно, что в комнате пыльно и вещи разбросаны.

Радуга меркнет быстрее, чем солнце в глазах у нас.
Бабочки бьются о стелка, им тесно и сумрачно.
Я открывала им окна, ловила их бережно
и выпускала в шуршание липы желтеющей.

Мне было больно смотреть, как пыльца осыпается.
Мне было страшно представить, как мертвая бабочка
будет лежать, потускнев, на моем подоконнике.

И потому – улетали. Иные чуть медлили,
будто чего-то хотели, на что-то надеялись,
но – улетали. И хищные ветры осенние
их уносили. И утренний иней ответом был.

После читала о том, как они размножаются,
чем их кормить и потомство их червеподобное,
как червячок умирает отращивать крылышки,
как тяжело превращение чуда в обязанность…

Не прилетайте! Вы правы, что не прилетаете! –
им признаюсь я впервые, но знали с той осени.
Неповторимость – единственное, что останется
в день, когда некуда будет спешить, да и незачем,
разве что в самую-самую темную комнату,

вспомнить, на миг оживить в ускользающей памяти –

до волоска у тебя на груди под щекой моей,
как мы лежали вдвоем в этой утренней, узнанной:
радуга на потолке, и на радуге бабочки…