Бельчонок резвится – словно бы
веселье с ужастиком сватая.
Ему саласпилсский «Несломленный» –
всего лишь скамейка покатая.

Я тоже хотел абстрагировать всю свою боль,
фруктовые соки из ртутной нуги её выжав,
чтоб имя врага лишь смешило воздушный мой кроль,
когда под крылом пробегают пингвины на лыжах.
Горящие авиалайнеры – сон либо триллер;
цунами у детского пляжа – ну… боги сострили,
а может, мой младший коллега пальнул по мишеням,
привет передав иннеарским немеченым шельмам:
играй, пока молод, во всё, что приносит задор!
Засохнешь – стритрейсерам будет смешон твой террор.

Хотел… Но при первой нужде посетить магазин
окидывал взором калеки свои ковылялки
и думал: гори оно серой – чеснок, маргарин,
халва, майонез… Тут летают вонючие галки,
а ты даже ездить не вправе без помощи туши,
амбре испускающей и ахинею плетущей,
причём одноклассники видят и землю, и небо,
четвёртого в дебрях тайги находя Гарридеба
(иначе откуда машины?). Короче, не хнычь,
терзая зарёванным клювом пасхальный кулич.

Смешной красотищей за кубиком кубик внизу
снующих жуков сквозь ряды угловатые цедят;
они в свою очередь давят людскую бузу –
нет-нет бы и вражью стопу разглядел на пинцете.
Стремлюсь к равнодушию – только бы сердце не грызлось
неписаными постулатами вымерших рыцарств
и памятью – тем, чего нет у амёб и тюленей…
Бельчонок хвостищем махнул моей вечной дилемме,
взглянул на «Униженную» и озвучил экспромт:
– И как по ней лазать? Столбы – что она, что «Рот Фронт»!

…Вы думаете, всё сложится?
Но вы же не там копаете.
Держите пинцет и ножницы.
Избавьте меня от памяти.