Непроизвольно разразился кличем самурая
и растворился в снах тот год, Хрущёва забирая.
Бродя вдоль брошенных домов в зелёном синтепоне,
я предвкушал, что это время между делом вспомню.

Там на асфальте - солнце, месяц, десять, девять, восемь,
и мы играли в эшелон; Руслан был паровозом.
А после ливня в каждой луже плавали эсминцы,
причём "мой лапоть - твой линкор" был самый главный принцип.

Ещё никто не ставил цели выбиться из круга;
ещё махровый коммунизм церквями не поруган.
Как пить вино и из каких пещер берутся дети,
дразня конфетами кота, Андрюха не подметил.

Мы ощущали этот миг - от тыквы до кареты -
и хоть бы кто нас уличил в повадках некорректных!
Девчонки знали свой шесток, бретельками обвитый:
у нас турнир, у них турнюр - и мы, по сути, квиты.

Но перестроились сердца от возрастной истомы:
двадцатилетнюю небось не дёрнешь за фестоны!
Пошли балы - видать, в угоду трудовому стажу -
но это был всего лишь страх: а что старушки скажут?

Андрюхи нет, Руслана нет... Они хотя и живы,
но рук им нужно для всего побольше, чем у Шивы.
Немудрено, что крем-брюле сменила водка с луком,
да не со зла, а просто так - во избежанье слухов.

Пока ты мяч не проколол ежовой рукавицей,
махнём-ка в прерию, где нам предписано резвиться,
универсамы возводить из марганцевой взвеси
и оглашать рожденье каждой новой песни в прессе.

Автомобили побегут, уподобляясь ланям,
а мы вернёмся на денёк и общество обманем:
шагая в видеосалон, чтоб меньше слышать криков,
я очарую куклу Цейтл, а ты окрутишь Рикл.