"А Бог, он что? Он метил шельму,
а остальных не замечал".
К.Квитницкая

В суровой бытности кошерной,
строптивый отрок, враг лекал,
не лез по леснице прошенья,
по позолоченным рукам.

Судьбе прокладывал он тропы,
как ЛЭПам просеки в тайге.
И, боль души включая в строки,
стремился к вольтовой дуге.

Ходил слушок: безумец редкий!
Не дал себя охолостить.
Он защищался, как электрик,
высоковольтным словом встык.

Певец и рыцарь, и блаженный.
Союзник чести. Горд. Упрям.
Уж если Бог пометил шельму,
не может быть, чтоб был неправ.

А замороченный гебешник,
насквозь ответчика пронзив,
корил: "Ошибкою грубейшей -
таить занозу на режим".

И отложил рукою волглой
доносы с папкой номерной.
Ослабил цепь на шее волка
и выдал пропуск временной.

И волк, зализывая раны,
покинул подлый Колизей,
где перед Римом  были правы,
кто предавал своих друзей.

Явившись в мир из дали древней,
садил стихов священный сад.
Он был, как Яшка, брадобреем
и в рай, по-видимому, взят.