Иду вперед упрямо и воинственно. Считаю дни от чета и до нечета. Но ты меня не любишь, мой единственный, И делать здесь мне, очевидно, нечего. Сведя счета с богемной забегаловкой, Отдав долги священнику и цезарю, Я перееду жить в село Хотяновку И там найду простого автослесаря. Пусть не воздвиг он авторского детища И не имеет творческого рвения, Зато во мне признает он Поэтище, Как минимум, вселенского значения. Пока тоска гнетет меня горбатая; Пока мечусь, поддатая, в угаре я, – Он молча деньги будет зарабатывать, А летом увезет меня в Болгарию: В отель жлобов и пугачевогалкиных, С бассейнами и жрачкой круглосуточной. Себя провозгласив духовным сталкером, Одной в семье я буду Божьей дудочкой. Гордясь своей женой, как птицей редкостной, Он вряд ли обвинит меня в агрессии, Не выказав ни зависти, ни ревности К моим понтам в науке и поэзии. Не станет он в кабак с утра сворачивать И водку пить с упругими доярками; Не скажет мне: «Субъект я – слишком значимый, А потому по жизни тунеядствую». Не будет он в припадке истерическом Собой кичиться перед поэтессами… И заживем мы, братцы, феерически С бездарным и надежным автослесарем. Его, конечно, прошибет испарина, Когда под вечер явится в квартиру он, Прозрев тот факт, что ничего не сварено, Не убрано, не глажено, ни стирано; Что чей-то след за мной по снегу тянется; Что с потолка звучит другая музыка… Что я сбежала из дворца в Хотяновке Любить тебя, единственный, на мусорке. 18 января 2012 г.
|