...
Круг шестой.

Ложе было мягким и тёплым. Темнота обволакивала нитями при каждом движении, поднимая, переворачивая. Иногда сквозь шторки век просачивались звуки и текли по тонким сосудам, не говоря ещё о том, где артерия, а где вена.
Бабочки ладоней спали в коконе свёрнутого движения. Такт жизни менялся время от времени: то становясь одноголосым, то обретая оттеняющие тона. В некоторых нотах хотелось раствориться, некоторых – избежать. Порой нечто замирало, не зная как вести себя, порой – конвульсивно вздрагивало, или изгибалось, чувствуя оболочку, принадлежащую ему.
Существо напитывалось, раздвигая пространство. Прокатывало по себе цвета радуги и… снова пропадало. Оболочка вдруг становилась подобием сферы и сжималась до розовой пульсирующей точки.
Толстая стенка рядом пружинила, стоило соприкоснуться с ней вновь приобретённым плечом или ступнёй, и мягко возвращала на место, с которого начиналось движение. Не было ничего, кроме этой стенки и нити, от которой тепло становилось приобретённым. Полудрёма, полуявь. Розовые прожилки света в полутонах окружающего пространства. Редкие шарики воздуха, щекочущие кожу.
С каждым приходом в себя становилось теснее и теснее. Стенка уже была не соседствующей опорой и забавой в шевелении, она стала туже и теснее. Кулачки касались её в попытке изучить и отодвинуть что-то, сознание чего приходило постепенно, выплывая из тумана и влаги. Отсрочить неизбежный путь было нереально. Воспоминание о дороге и потребность в ней росли и переплетались с нитью-пуповиной.
Существо вспомнило, куда и зачем ему нужно было прийти, и зашевелилось увереннее. Внезапно по длине позвоночника пронзила вспышка миллиона воспоминаний… То, что окружало его всё это время, пошло волнами от центра и отошло. Существо упало на сокращающуюся поверхность, и тот час же было сжато в плотный кокон. Потом вновь и вновь…
Кто-то был в мире. Подобный и отличный. Родной и далёкий. Нечто ощутило это и вспомнило свою потребность в приходе. И потянулось туда, куда его тянуло тело матери. Оно не могло вспомнить, когда нужно было прийти и замедлило ход.
Время тянулось бесконечно долго. Отметались материки и океаны в его сознании, месяцы и годы в ощущениях. И внезапно, Он почувствовал, что время пришло, и позволило себя вывести, отпустив… Приобретая пол и возраст. Ладони поняли, что умеют раскрываться.
А где-то на грани выхода, когда БОЛЕЛО всё и вся, со всей отчётливостью пришло знание, что он обещал не приходить. Потому что в этом континууме тот, кто ждал за гранью, попал в точно такую же западню мужского тела. Но душа воплотила, послушав сердце. И боль внезапно отступила. Время было выбрано точно. Оно отмеряло разницу между двумя людьми почти в час. Около полчаса до и в несколько минут после полуночи. Замыкало Дом, несущий весть.
Дышащие встретятся не скоро. До и послеполуночник. Тот, кто пришёл быстро, и тот, кто прислушивался к провидению, чтобы прийти так, как нужно. Пройдя сквозь стекло и высоту, нарисовав восход и описав закат. И лишь один узнает сразу.
Но будет ночь, когда Спешащему придётся прислушаться, чтобы уйти из Дома вовремя на встречу со Ждущим. И мир допустит новые законы, по которым они создадут новый Дом из Воздуха, независимо от качеств оболочек. И смогут привести вовнутрь с собой тех, кого примут.
А пока существо, которое обрело место и направление, ощущало боль, слёзы, отсутствие успокаивающей согревающей руки, душа рвалась на кусочки, чуть больше его самого. Пути назад не было. Его не ждали, но тянуло прийти. И в эту минуту он осознал, почему выбрал это время, помня о месте. С памятью о Нулевом пространстве, в котором можно изменять Законы и нарушать их. С мыслью, чтобы не было так одиноко от избытка размышлений.
«Люблю тебя», - рвалось из груди, а горло кричало от мук рождения. И мягкий тихий голос прошептал устало слова, которые он не сумел произнести. Для этого рядом была мама…

... продолжение следует.