...
Круг третий.

Её должны были сжечь. Не любви, не ненависти – у неё не было ничего. Мир позаботился об этом.
Лохмотья у оголённой щиколотки. Ветер, не сумевший запутаться в волосах. Короткие прядки умерли в порыве мысли – их продолжение отсекли перед казнью. Светлые глаза без цвета с золотом у кромки смотрят на похоронную процессию едящих лепёшки. Замурзанный худой мальчишка в лохмотьях и с ошмётками шляпы.
Перекликания со ставками на её смерть. Любопытство грязной провонявшейся ткани. И мысль о дочери, спрятанной в колыбели. Мысль, которой она не позволяла подниматься на поверхность, чтобы не задохнуться.
Ни света, ни тени – куски еды и испражнений на улице, по которой её везли в клетке.
Ведьма… За то, как плечо перетекало в руку, за то как ставила ногу, ступая, за поворот головы – сжечь!.. Вот что означало это слово.
На площади не было даже священника. Слуга церкви был бы здесь излишней роскошью сегодня, в день Собора. Лишь она и палач. Здоровый детина с крепкими руками, сложенными накрест на оголённой груди. Твёрдый взгляд и чёрная перчатка за поясом вселяла в неё... подобие уверенности. В то, куда она движется.
Лишь сейчас она определённо знала, к чему направляется – с болью подумала приговорённая. По ступенькам. К бревну, поставленному у глаз толпы. Навстречу мужчине. Чьему-то мужу, брату, сыну… возможно, отцу.
Ватные ноги, словно лодка в штиль, несли её на тот берег реки. Перевозчик уже был готов возвестить о прибытии. И она вышла на берег хвороста.
Огромные шершавые горячие ладони накрепко привязали фигуру к столбу и поправили веточки у его основания с устрашающей щепетильностью.
Факел зажёгся быстро, чадя и плюясь на плотные запястья. Поднеся пламя к хворосту, заплечных дел мастер словил себя на мысли, что сейчас, похоже, поклонился перед ней. Мысленно произнося молитву, пошёл по кругу, обжигая чёрные ветки прикосновением. Но его руки жгла кровь, запёкшаяся в линиях ладоней.
Обычная ведьма, не первая и не последняя, которую он отправил на тот свет. Те же крики ему и женщине на кострище из толпы. И та же давящая тишина в душе, когда огонь начинал лизать пятки жертве.
Он поднял голову, завершив круг, и теперь стоял прямо напротив непоющего феникса. Посмотреть в глаза, пока её лицо ещё не исказилось от муки, чтобы понять что-то неясное.
Взгляды встретились, и пёстрые многоцветные глаза под косматыми бровями расширились, охватив костёр. Золото смотрело холодно сквозь искры, существуя отдельно от тела. Стоны и бледная тень смерти поднималась вверх по телу приговорённой. Адская боль и запах горящей плоти дымом в воздухе. Расширившиеся зрачки напротив говорили треском огня, что она знала кто он, до последнего. Её палач. Её убийца.
Без обвинительного крика, вся в крике, она ушла, подняв в последнее мгновение лицо в небо, не смотря на толпу, не ища там никого, отведя взгляд от медвежьей фигуры провожатого на тот свет.
Лишь когда глаза закрылись, и всё тело ведьмы, обвиснув, начало гореть, он отвёл глаза, не отдавая себе отчёт, почему не сделал этого раньше. Выдохнув сквозь прогнившие зубы. Словно тяжёлую ношу, уронил взгляд на землю у своих ног. И увидел маленький листочек клевера.
Вздохнул; ему ещё предстояло дождаться, пока всё прогорит, и убраться здесь.
Он был хорошим палачом. Не упускал ни одной детали в своём деле. Старался лишний раз не думать о смерти и о том, кто ждёт его по ту сторону.
Клевер смешался с пылью, в которую превратилось тело женщины. Был смят ботинком хромого палача. Чьего-то мужа, брата, сына, возможно, отца. Палача многих…

... продолжение следует.