Спасибо, что терпишь меня уже более года -
таким, какой есть, до последней полоски штрих-кода,
а также за то, что в разливах гречишного мёда
нет запаха Коськиных брюк и Димоновых бот.
По-прежнему сумка моя в экскрементах и пиве,
но стало побольше жемчужин в осенней крапиве.
Разбойничек мой, стволовая моя терапия,
ты даже не слышишь, как сердце осанну поёт.

Оно ведь во время труда над стихами скрежещет;
пустырник стаканами пьёшь, а удары всё резче...
Бывает, что прёт, но поверь - это разные вещи:
унять миокард и понять, что тебе повезло.
возможно, ты чаще, чем надо, ругаешься матом,
а то и влипаешь в разборки, но каждый твой атом
несёт наиболее точный безвременный фатум
без помощи грузчиков, секретарей и послов.

Сегодня не принято клянчить удачу у Бога:
один грабит банки, другой превращается в йога,
а мне одного светлячка среди плотного смога
достаточно для омовения грешных костей.
На ноте приподнятой голос дрожит в эхолоте,
как будто зовёт поискать изумруды в болоте,
прилечь на траву, заломить утомлённые локти
и белку вблизи разглядеть на черничном кусте.

Без лишнего скрипа пустует лесная сторожка.
Без нас обрывают стручки мозгового горошка.
Но если врачи в отпусках, а нужна неотложка, -
хоть криком кричи, хоть бросайся за кошкой в окно.
Изменчив мой друг, как дорога в узорах колдобин,
но нам для ночёвок и игр мой сарайчик удобен.
А раньше - скажу откровенно - я был неспособен
иррациональное в ком-то одобрить зерно.