Ах, какое лето, мой мальчик, какое лето – разноцветь полей нарезана винегретом, застывают мухи в янтарном вечере. Медленнеет время, солнцем согрето, ближе к темноте оживают вещи. Истекают плодами абрикосовые деревья, под лучами останавливаются часы… желтокудрый мальчик, смешной мой Иван-Царевич, мой хороший мальчик, чужой сын.

У июля кровь золотая, глаза – не меньше, волосы схватили липовую пыльцу. Ты будешь, мой мальчик, любить двух хороших женщин, одну – на восходе, вторую – ближе к концу. И двоим сумеешь открыться ты и довериться, ах, какое лето, как славно и хорошо. Первой, мой мальчик, ты будешь платить сердцем, ну какая малость, мой мальчик, сердце и сердце, за вторую придется платить душой.

Вечера длинны, за рекою солнце светлеет, камушек от ранней росы промок. Разбитое сердце, мой мальчик, можно и склеить, из обломков, пыли – но можно склеить, а душа – это легкое облачко, ветерок. Улетит – поминай как звали, стрелою, птицей, будет тонко петь в пронзительной вышине. И не будет боли, лишь иногда приснится глуховатая тяжесть, тоска по тому, что не…

Судьбы-то какие пролетают мимо, как неслышно и зачарованно они поют. И неправда это, что не предают любимых, тяжело и больно – но предают. Спи, мой мальчик, мой хороший Иван-Царевич, у тебя есть двадцать лет до первой из них, ах, какое лето нынче нас греет, и в руке кузнечик, и солнце в глазах твоих. Мне же, старой, так немного осталось света, так недолго через этот июль брести…
У тебя есть двадцать лет золотого лета.
Двадцать лет до первого выбора на пути.