Собою смяв базальты и граниты,
расплавив магмой вечности ледник,
в него обрушилась громада Атлантиды
и чаек бесконечный крик
метался морем.
В памяти природы
хранится до сих пор, под воды
ушедший материк.
Но наши сны
ещё беспамятством полны.
Густеет время, осаждаясь
на дне тяжёлых древних ваз
и в зеркалах им изумлённых глаз
вдруг отражается, переливаясь
в нас, в мозг,
легендами погасших звёзд.
Где та страна? Цари, жрецы, поэты?
Сто тысяч книг прочёл и полпланеты
я в поисках руин былого исходил…
О, как искал! И как не находил!..
всего себя истратил на измены,
сомнения, обиды…
Но вдруг всплыла земля Украиниды,
вся в клочьях пены.
Стекали ручейки, взблеснув, как волоконца
кудели дней, и призрачным огнём
в них плавилось языческое Солнце,
пропахнув чабрецом.
Стирало время аромат долины
реки свободной, но бродяга скиф,
прочувствовав, как то необходимо,
из были в миф
вершил свой путь,
чтоб травам запахи вернуть.
А сизый дым скрывал багровый пламень
утекших лет, но, где-то там,
из памяти, процеженной сквозь камень,
рождался христианский храм
славян
свечою белой
на земле горелой.
Шли хищниками годы следом в след,
оглядываясь в прошлое с опаской.
Меня учили этот континент
раскрашивать лишь чёрно-белой краской.
Но материк мой с небом был знаком…
И потому-то делал он
свои святыни
жёлто-голубыми.
Познав и запаха, и цвета,
с трудом всю суть, я награждён за это
был чувством тем, что языков порука –
стопой прессуя грунт за пядью пядь,
я каждый звук и тайный смысл звука
вдруг начал понимать.
В кобз перезвонах зазвенели сабли,
гортанный крик врос в рёв стальных зверей,
и атомно отравленные капли
в пруды стекали с тополей.
По вод
поверхности волна пошла кругами
и вот,
играющий словами,
постиг,
что, в сущности, он безъязык.
Привычной речи фразы вдруг чужими
мне стали.
Я добрался до основ.
Переплетались, падали, кружили,
из мозга вытравленных слов
воспоминанья и в полынном мире
виднелась вновь ожившая земля.
А как же Атлантида?!
В старом
пергаменте пусть вензеля
молчат уныло, поняв, что недаром,
«атлант»
рифмуется со словом «ант»…
|
