Скрестив  себя  на  груди,
стою,  будто  снят  с  креста.
-  Прошу  тебя,  уходи,
я  очень  теперь  устал.

И  яркая  боль  в  глазах,
и  тонкий  весенний  лед…
-  Ах,  разве  я  так  сказал?
Но  поздно…  уже  идет.

И  надо  бы  не  стоять  -  
хватаю  за  локоть  мысль,
но  в  ней  почему-то  «я»
звучит  там,  где  раньше  -  «мы».

И  надо  остановить,
догнать  и  просить,  простить
за  камень  ее  любви,  
пульсирующий  в  горсти.

А  ноги  врастают  в  пол,
а руки  сжимают  грудь,
и  ребра  ломает  боль
и  роет  себе  нору.

На  утро,  разжав  кулак,
смотрю  как  ползет  змеей,
где  раньше  она  была
кромешное  «без  нее».