***

Мне не о чем стало царапать ножом по стеклу.
Мне не о чем стало кричать – а шептать  не умела…
…Пришла, повязала глаза и вручила мне плуг –
«теперь не порхать, а пахать!» – незнакомая зрелость.

Сидит, подпирает рукою щеку, будто зуб
болит, а в глазах ее – сплин мирового вокзала…
Я было хотела из пальцев ей сделать «козу» –
чуть-чуть рассмешить – но она мои руки связала.

«Зачем возмущаться? – рекла. – Ты не сдвинешь его,
в нем все постоянно и тупо равно единице.
Он был до тебя, и когда вознесешься под свод
небес, он помашет тебе и, помуслив страницу

твою, отвернет. Навсегда. Чтоб другие читать.
Зачем возмущаться? Всё правильно, всё неизменно».
Пришла, повязала глаза, отобрала тетрадь
и что-то покорно-тупящее впрыснула в вены.

«Надрыв – это фи!» – я теперь говорю с томнецой,
и сотни распахнутых глаз эпатажных малявок
на миг застывают… И в миг забывают. И в бой –
неравный – бросаються вновь, пузырясь, будто лава…

И косной меня называют, и скучной чуть-чуть,
горластая молодь затишливых строк не «заценит».
…Да если я крикну – то сотни вас перекричу!..
Вот только зачем, если крик ничего не изменит?

…Пришла, повязала глаза, запечатала рот.
Сидит и молчит. И слова рядом с нею нелепы.
И только меж пальцев травинку колючую трет –
Последнюю дань уходящего намертво лета.