Снова сезон тропических ливней, больной бирюзы услада, Лотта взяла сачок – там бабочка из батиста, нянюшка сеет мак, в обертке слепой де Сада читать на качелях и прятаться неказисто. Лотта скучает в садике – нужно убить барона,  слугам сказать, что на воды отбыл в пикейном, остальные вещи выбросить в ров со склона, ехать на санках, хотя какие санки за Рейном. Лотта, найдите на карте звездного неба ковш, зачерпните воды из озера, рассмотрите под микроскопом, как все мы любим друг друга, и чем вам барон не хорош, в моем лице не найдете такого друга. Нужно убить барона и слугам велеть пломбир, знать, что лягушки в пруду и червецы из груши тоже исчезнут и воцарится мир, верить физиогномике и не вдаваться в души. Лотта, подумайте, завтра назначен бал, а вы идете по залу, едите пломбир, где Авель, где твой возлюбленный, так вот и не сказал? Пеной морской обернулся, а может – в щавель. Незачем нам писать восторженно, нужно любить крота, вынимать его еще теплым из норы на рассвете, потом объяли нас воды, прекрасная немота, опрокинулся парапет, засмеялись дети, вернулся из Куршавеля агнец наш Идиот, снова сезон тропических ливней, самоубийства в школе, на подоконнике вырос чеширский кот, встретился с Агнией, мяч утонул, доколе. Лотта, слушай-слушай да ешь, знаешь, чья сметана в руках, и ковш потерялся, вынырнет где-то к лету, а я читаю Расина и быстро теряю страх, теперь наверное к лету я не приеду, буду лежать на дне оврага с аленьким кумачом, вспоминать рифму к слову «вечность» зачем-то, потом одежды белые, и не сказать, почем, и перережут ленточку, и разовьется лента.