Гарнизонный ноябрь. Офицерши страдают мигренями.
Командирские ставни сечет ледяная крупа.
Выступают в поход офицерики с брига “Мингрелия”,
им уездные барышни дарят прощальные па.

По песчаным колдобинам, с дач, заколоченных загодя,
интендантские фуры везут с барахлом сундуки -
мимо Спасских купален, где листья притоплены в заводях,
где у свай под мостками в засаде стоят судаки.

От любви и простуды перцовой горилкой подлечишься -
и покажется, мичман, тебе этот город родней:
здесь в матросских харчевнях евреи толкуют по-гречески,
и чубатые хлопцы заморенных поят коней.

В юном городе, мичман, Николиным именем названном,
устремленном навырост, как мальчик в шинели до пят, -
завезенные розаны тырсой укутаны на зиму,
даже в церкви слыхать, как сосновые мачты скрипят.

Здесь исполненным долгом имперское сердце утешится,
подрастив мастеров во главе корабельных ватаг.
Государственный город, где дальнему дыму Отечества
не дает застояться крестатый андреевский флаг!