Позову-ка свою обречённость туда, где мята
лезет куда не просят и жрёт стрекоз.
Там сначала в траве расшалятся опоссумята,
а потом дубы впадут в благостный токсикоз –
и возникнет бескрайняя трасса. И будет тихо
до момента, когда нейроны пошлют сигнал
в провалившийся август до мозгового тифа,
в громадьё раздорожий, в правильный четвертьфинал.

Пусть кудлатый, но не помятый и не желтушный,
я почувствую там, как ветер умеет брить
кораблиный молдинг на месте гофр воздушных
под мою удовлетворённую песней прыть.
Впереди – борьба с врагами и эшафот,
но забудет окрас песка и родной гидроним
удивившийся ограниченный пешеход,
увидав узурпаторский блайзер на постороннем.

Ни тебе микроба, ни острия гвоздя –
только столбы в разумной для них аритмии,
армейский режим креативностью превзойдя,
мяту и звездочёта слегка притомили.
Пространство свежо, фитофлора подсинена,
флюорограмма трубит, что я – не завистник;
во рту холодок от жасмина, паслёна, льна –
ведь хозяйка растёт на обочинах и не киснет.

И, забыв, что материально, а что эфирно,
я периодами останавливаюсь на привал.
Сквозь разметку дорог пробивается лист настырный,
как пергаментный лист перфоратор не пробивал.
Возвращусь по неверному курсу и стану мять
в пробродившей душе колёсные агрегаты...
Это память.
Вслушайся и оцени: па-мять.
Золотое ничто, исходящее вверх от мяты.